Адъюнкт попытался заглянуть через плечо капитан-командора. Тот, поняв уловку, показал на дверь.
— Ступайте прочь, господин Штеллер. Отписывайте в Сенат, что измыслите. А конзилии о курсах корабельных слабый в деяниях Витус Беринг вершит токмо с людьми, сведущими в мореходстве и достойными. Ступайте ж!
Он вытолкнул обескураженного адъюнкта на палубу и захлопнул дверь.
Далекий гром, как многократное эхо, повторил стук двери. В квадратном оконце быстро темнело: близилась непогода. Мерцая, теплилась лампада в углу перед киотом, озаряя бесстрастный лик Николы-угодника, покровителя плавающих и путешествующих.
Наверху, над каютой, сновали матросы, заунывно скулил ветер.
Беринг вернулся к столу, долго перелистывал выцветшие страницы, исписанные неразборчивым почерком, и, тяжело вздохнув, изодрал книгу в клочья. Губы его прошептали неслышное никому. Ругательство по адресу адъюнкта? Очередную молитву? Прощальный привет земле Дон Жуана де Гамы?..
Молния, мелькнув на фоне оконца, огненной стрелой вонзилась в океан. Покрывая визг ветра и шум волн, раскатисто грянул гром.
Капитан-командор, перекрестясь, приоткрыл иллюминатор и, швырнув бумажные хлопья за борт, грузно побрел на шканцы навстречу мгле и ненастью.
ГЛАВА VII
ПОДЛИННАЯ АМЕРИКА
Ночь была на исходе. Чириков дремал, стоя у компасного нактоуза. Отблеск скупого луча, отбрасываемого шканечным фонарем, дрожал на усталом лице капитана.
Вахтенный лейтенант неуклюжей тенью бродил по шканцам.
Каждые пятнадцать минут, вместе со звоном дюжины стенных и настольных часов, доносящимся из каюты Людовика Делиль де ла Кроера, капитан пробуждался и, щурясь от бьющего в глаза луча, озабоченно спрашивал:
— Что на румбе?
Из мрака выдвигался толстяк Чихачев.
— Чисто море, Алексей Ильич!
— Так держать, — клоня голову на грудь, ронял успокоенный капитан.
— Так держать! — громко выкликал лейтенант.
— Так дер-жа-ать!.. — слышал Чириков протяжный ответ рулевых и вновь погружался в дремотное оцепенение, убаюканный тишиной, равномерным покачиванием палубы, соблазнительным храпом служителей.
Всюду, — под шлюпками, у пушечных лафетов, среди обломков бочек с пресной водой, разбитых штормовой зыбью, — спали измученные авралом люди. Изо дня в день, кляня свою подневольную участь, они откачивали воду из разбухшего корабельного чрева, чинили изодранные паруса, карабкались по скользким вантам на реи и, коченея от ветра и ужаса, ладили запасные стеньги. Смертельная усталость помогала матросам коротать морозные ночи на мокрой от брызг палубе, а всепобеждающее, свойственное русскому человеку терпение не давало угаснуть вожделенным мечтах о Большой Земле за морем-океаном, где, по слухам, водилась драгоценная мягкая рухлядь. Просыпаясь от предрассветного холода, служители отдирали примерзшие за ночь к палубному настилу овчины, с надеждой глядели на восток и видели там, как и прежде, низкое, иссиня-темное небо над холмистой пустыней океана. Тогда они обращали взоры к шканцам, где недвижно, словно прикованный к нактоузу, стоял неутомимый человек в треуголке и наглухо застегнутом бостроге[92]. Что различал он за вечной линией горизонта? Почему не внимал совету господина астрономии профессора? Не упускал ли талан, о чем назойливо твердил по обыкновению пьяный Делиль, уверяя моряков, что капитан-командор, пока они рыщут по океану, высадился на серебряных берегах и пожинает плоды исканий разноплеменных корабельщиков?..
Побеждает непоколебимый. Алексей Ильич Чириков был слеплен из иного теста, чем командующий экспедицией. Ничто не сломило волю этого человека с чахоточным румянцем на впалых щеках: ни штормы, кои, чередуясь с туманами с первого дня плавания от Авачинского залива, без малого полтора месяца донимали моряков; ни жестокие ветры, под чьим напором рухнули за борт стеньги мачт, увлекая за собой лохмотья парусов; ни тягостное чувство одиночества, охватившее его, когда сгинул флагманский корабль; ни злобные запугивания брата королевского географа; ни глухой ропот служителей. Так бывало испокон веков: роптали участники любой экспедиции в неведомое. Чириков знал это и, в точности исполняя инструкцию Адмиралтейств-Коллегии, вел пакетбот на восток наперекор всему — стихии, людям, космографическим канонам.