— Дмитрий Лаптев! — прозвучал в зале пронзительный голос Писарева.
От шеренга к столу направился третий выпускник.
Экзамены продолжались.
ГЛАВА III
ПРОЩАЛЬНАЯ АУДИЕНЦИЯ
Нестерпимая боль вырвала приглушенный стон. Низ живота будто резнуло пилой. Петр ничком повалился на кровать у изразцовой печи и, сдерживая желание закричать, несколько минут мучительно кряхтел. Когда полегчало, открыл налитые слезами глаза и, кривя губы, сказал замершему возле конторки растерянному Апраксину:
— По мне суди, сват, сколь несовершенное животное есть человек.
— Не бережешься, Петр Алексеевич, — укоризненно попенял генерал-адмирал. — Не те года — скакать в море да в распутицу по Ладоге разгуливать. Вот и казнишься.
Старик был до того удручен, что, позабыв свойственную ему почтительность и слепую безоговорочную преданность, принялся выговаривать царю за осеннюю поездку на Ладожское озеро и каналы. Петр отправился туда, несмотря на неодобрение придворного медика, и тем самым подписал себе приговор.
На обратном пути с Ладоги навстречу адмиральской шняве попался бот, шедший из Кронштадта к Лахте с матросами и солдатами. Свежий ветер развел крупную зыбь. Едва, суда разминулись, заливаемый волнами бот выскочил на мель. От сильного толчка многие люди попадали за борт и, не умея плавать, захлебнулись. Петр, не утерпев, полез в студеную ноябрьскую воду, спас семь человек и в один час свел на нет результаты лечения долго скрываемой от всех «каменной болезни». Источенный многолетним тайным недугом богатырский организм не вынес последнего испытания: сверлящая боль донимала почти непрерывно после возвращения из вояжа. Петр осунулся и, подолгу отлеживаясь, не покидал зимнего домика, построенного на берегу Невы между особняком Апраксина и Морской Академией. Но дел не бросал.
С утра до сумерек возле крыльца отстаивались кареты президентов одиннадцати коллегий, ведавших страной от Балтики до Анадыря, а сами господа министры ждали очереди войти в токарную мастерскую дворцового механика Андрея Нартова.
Петр беседовал с ними, не отрываясь от резца. Там же у станка, незадолго до нового года, сказал генерал-адмиралу:
— Худое здоровье заставило меня сидеть дома. Я вспомнил на сих днях то, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали, то есть о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию. На сей морской карте… — он провел Апраксина из мастерской в кабинет, где на высокой, в рост человека, конторке была разостлана чертежная карта Сибири и тихоокеанских побережий, — …проложенной путь, называемый Аниан, назначен не напрасно. В последнем путешествии моем в разговорах слышал я от ученых людей, как прежде и от господина Лейбница, что такое обретение возможно. Не будем ли мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались обыскивать берегов американских? О сем-то написал инструкцию; распоряжение же сего поручаю, Федор Матвеевич, за болезнию моею, твоему попечению, Дабы точно по сим пунктам, до кого сие принадлежит, исполнено было.
Он вручил Апраксину составленный загодя вопросник:
«1. Сыскать геодезистов тех, которые были в Сибири и приехали;
2. Сыскать из поручиков или подпоручиков морских достойнаго, кого с ними послать в Сибирь на Камчатку;
3. Сыскать из учеников или из подмастерьев, который бы мог тамо сделать с палубою бот, по здешнему примеру, какие есть при больших кораблях, и для того с ним отправить плотников четыре, с их инструменты, которые б моложе были, и одного квартирмейстера и восемь матрозов;
4. И по той препорции отпустить отсюда в полтора парусов, блоков, шхив, веревок и прочего, и четыре фалконета с надлежащею амунициею, и одного или двух парусных швецов;
5. Зело нужно штурмана и подштурмана, которые бывали в Нордной Америке. Ежели таких штурманов во флоте не сыщется, то немедленно писать в Голландию, чтоб прислали двух человек, знающих море к северу до Японии, и чтоб оные присланы были через адмиралтейскую почту».
С ответами на вопросник и явился Апраксин на шестой день нового 1725 года.
— С утра государю худо, — предупредил в сенях секретарь царя Макаров.
Однако Петр тотчас принял генерал-адмирала и только усмехнулся на его ворчание.
— Некогда, сват, беречься. Болезнь упряма, знает то натура, что творит, но о пользе государства пещись надлежит неусыпно, доколе силы есть. Показывай, с чем пожаловал.