— Что ж, вы были бы достойными напарниками тавроса, назначенного для церемонии… — Тёмное лицо Апикаразоро снова осветила улыбка; несмотря на свой высокий сан, он всегда относился к своим ученикам благожелательно, с добротой и практически никогда не наказывал их, в отличие от других жрецов меньшего ранга, его помощников. — Идите за мной.
Юноши послушно потопали вслед за жрецом. Апикаразоро когда-то был одним из лучших укротителей диких быков. Ведь для священных игр использовались только животные, выросшие на воле. Жрецы утверждали, что в жилах быка, даже самого мощного и красивого, который родился не на лоне дикой природы, а в загоне, течёт кровь раба. Воспитанный с рождения в неволе, среди людей, он не обладал необходимыми для ритуальных игр свирепостью и дикостью.
Пойманных вольных быков укрощали, в какой-то мере обучали, но всё равно они оставались дикими и непредсказуемыми, что делало священный ритуал очень зрелищным и нередко кровавым. Обычно жертвам Минотавра категорически запрещалось общение с быком до игр, так как умное животное могло запомнить их, приняв за слуг, которые за ним ухаживали, и если они не дразнили его, не издевались над ним, то потом трудно было возбудить у тавроса желание уничтожить участника ритуала, забодав своими острыми рогами.
Бык был красавцем; юноши ахнули от восхищения, когда он глянул на них своими чёрными глазищами с фиолетовым оттенком. Его огромные позолоченные рога казались почти таких же размеров, как и те, что были вырублены из камня и окаймляли крышу дворца миноса. Отец рассказывал Даро, что благодаря каменным рогам жрецы-звездочёты каким-то образом вычисляют точную продолжительность солнечного года и затем вносят в календарь необходимые поправки. А ещё они предсказывали время солнечных и лунных затмений, что было очень важно для жителей Крита, так как эти явления считались предвестниками несчастий, и в таких случаях следовало совершать особые ритуалы, чтобы отвести беду. Для этого требовались длительные наблюдения, и крыша дворца была самым подходящим местом.
Кроме позолоченных рогов и пёструю шкуру быка уже привели в надлежащий вид — она была тщательно вычищена, вылощена и покрыта специальным составом, поэтому блистала, как слиток серебра. Юноши уныло переглянулись и тяжело завздыхали; быка уже подготовили к священному ритуалу, и теперь никто не смел прикасаться к нему до самых игр. Наблюдавший за ними Апикаразоро лишь мудро усмехнулся; ему была понятна нежданная печаль его учеников.
— Надеюсь, вам уже всё понятно… — сказал он, опуская полог, которым был занавешен со всех сторон загон, где находился бык.
Жрецам были известны случаи, когда таврос, предназначенный для священного ритуала, сходил с ума и становился бешеным и абсолютно неуправляемым. Он мог разнести ограду, которую устанавливали для игр во внутреннем дворе Лабиринта, и тогда зрителям, в основном придворным и прочей знати, оставалось лишь спасаться бегством от разъярённого быка, напоминающего в такие моменты настоящего Минотавра. И причиной этому разору, конечно же, было колдовство или чей-то дурной глаз.
— Но я хочу показать вам ещё одного тавроса, — продолжил Апикаразоро. — Это чудесное животное! Он вам понравится. Вот с ним я разрешаю вам немного размяться. Только с шестом!
Юноши оживились; правда, к их радости примешалась малая толика горечи. Конечно же, игры с шестом против быка были гораздо безопасней, нежели настоящее противостояние. Тем не менее и для них требовалась недюжинная сноровка. Это очень непросто — оказаться с глазу на глаз с огромным разъярённым животным, намеревающимся растерзать любого, кто встанет у него на пути. Но выбирать и, тем более, что-либо требовать, не приходилось — за мягкостью Апикаразоро скрывалась непреклонная воля. Он был одним из немногих придворных, которым позволялось лицезреть миноса, главного жреца государства, которому поклонялись, как божеству. Правитель острова весьма благоволил к его нелёгкому труду по приручению диких быков и обучению их для священных игр. Талант Апикаразоро был большой редкостью и ценился он соответственно.