— Значит, «мужья одной жены» не погибли в дни странствования… — задумчиво сказал старик. — Они тоже ушли с теми, мятежными…
Но дальше. И вот на другом острове живет изнеженное племя тех, среди которых один муж имеет семь и больше жен.
— Полигамия. В Индии, да и везде, где царит ислам, многоженство — обычный институт и теперь.
— Слушай дальше. Я устал. Мне тяжело говорить. Итак, нашлись мятежные. Сначала их было мало, и их постигала «смерть от земного огня» по приговору «семи мудрых». Но потом мятеж зажег огнем сердца почти всех, и верные закону отцов потонули в море мятежных, и многих верных постигла смерть от вечного огня, хотя праведны были их души и чисты их сердца.
— Но чем же закончилось?
— Погоди, не перебивай течения моих мыслей, пришелец! Чем кончилось? Тем, что мятежные покинули нашу землю, испугавшись холода, ушли. Куда? Они говорили — туда, где нет «дня Индры» и нет «ночи Ар-Имани» и где нет «небесных колес», вращающихся около оси, которую держит в руках могучий Индра…
— Круговое вращение созвездий вокруг звезды Альфа из созвездия Дракона! — чуть не закричал Макс. — Это — то, о чем твердит ученым индус Тилак, давая научное объяснение Ведам и Зенд-Авесте… Дальше, старик!
— И они взяли с собою жен, детей, домашних животных, и они покинули, они покинули родную землю! — чуть не рыдая, промолвил «великий единый».
— И вы, «Мэру», не знаете, что сталось с ними? — задал вопрос Макс.
— Мы думали, их постигла заслуженная участь: они погибли. Но были и сомнения, да, были сомнения. Были явления, который указывали, что где-то, за доступными нам пределами, все же существуют однородные с нами существа.
— Кто-нибудь приходил сюда? Объяснялся с вами? Го-воил вам о другой жизни? Говори же, старик!
— Ты — первый. Ты — единственный на протяжении двадцати тысяч лет! — шепотом сказал старец.
Наступило молчание. Макс Грубер дышал тяжело и неровно. Дыхания старика не было слышно, и глаза его померкли. Казалось, догорел огонь жизни и погасла последняя искорка пламени, оживлявшего это дряхлое тело…
Но несколько минут спустя «великий единый» заговорил снова:
— Когда они, мятежные, ищущие, грешные, покидали край, где была колыбель человечества, все, кто оставался тут, верные заветам богов, поклялись:
— Кто ушел, тому нет возврата. Кто вернется, тому смерть, дважды, трижды смерть.
— Это жестоко!
— Но это справедливо. Те, которые ушли и потом вернулись, что они могли принести с собой, скажи, о, пришелец?
Пусть они раскаялись, пришли к нашему порогу, как приходит «домашний волк», собака, лизать руку разгневанного хозяина. Но «совет мудрых» давно выяснил, что оставшийся в нашем распоряжении край может прокормить лишь определенное количество людей. И разве мы должны отдавать детям грешных тот хлеб, который нужен нашим потомкам, детям оставшихся верными этой святой земле?
Этого мало: где были, что узнали, что видели ушедшие? Мы не знаем. Может быть, они забыли Индру, они поклоняются другим богам, ложным богам, и, может быть, их приведет сюда Ар-Имани, чтобы навлечь гнев Индры на последних потомков «первого», еще сохранивших во всей чистоте веру отцов? И, может быть, эти пришедшие, рассказывая о виденном, об узнанном ими, о том, что в уши их нашептал Ар-Имани, вновь произведут соблазн в среде верных?
Поэтому «закон вечного огня земли» гласит:
— Кто ушел и вернулся, тот подлежит смерти во имя Ин-дры.
— Но почему же тогда ты задаешь мне вопросы об этих ваших предполагаемых сородичах? — спросил Макс старика. — Или ты не боишься соблазна?
Старик улыбнулся слабой, бледной улыбкой, удивительно скрасившей его холодные черты пергаментного лица.
— Я на пороге вечности. Сочтены не годы, не дни, сочтены короткие мгновения огня моей жизни, — сказал он.
— Мне не страшны никакие соблазны, как не страшны они и «семи мудрым», из среды которых, когда моя душа сольется с вечностью, будет избран мой заместитель, новый «великий единый», тот, кому доверены все тайны «детей света», все знания древних…
Вот почему всем прочим обитателям нашего города запрещено разговаривать с вами, и вот почему все переговоры ведут «семь мудрых», а самое важное узнаю только я…
Итак, расскажи: те, которые ушли, они еще не стерты с лица земли? Они сохранили хоть осколки веры своих отцов?
Макс задумался.
— Я не всеведущ, — сказал он. — Я скажу только то, что знаю. Людей, говорящих в обыденной жизни вашим языком, насколько я знаю, нет. Живой язык умер.