–Отчего летаешь, а не спишь в гнезде?
–В силу обязательства побывать везде.
–В чем резон под крышею для тебя висеть?
–Только в том, что кошки не смогли взлететь.
–Почему не просишь ты судьбы другой?
–Чтоб остаться мышью и не стать тобой.
Жизнь, возможно, полосата,
как у этой кошки шуба,
но кому-то – мягкой лапой,
а кому – когтями грубо.
Кошке не нужно ничем выделяться,
ей важно быть и не важно казаться.
Кошкой, в целом, быть неплохо:
коль, свернувшись «калачом»,
ляжешь возле теплой печки,
так и стужа нипочем…
Мне и с Солнцем нет печали:
лишь пригреет, как я тут
и пока я нежу спину
все заботы подождут.
В продолженьи кошек рода
нет сомнений неспроста -
мне не нужно алиментов
от соседского кота.
Но одно меня тревожит,
пусть и по своей охоте,
что с тех пор, как родилась -
я бессменно на работе…
Когда пришел я в этот дом, то думал, что найду
я родственную душу в нем, а не одну еду.
Я полагал, что вы – мой брат
и наш союз – вне срока,
а вам важнее чай и плед…
Вы – просто лежебока.
А интроверт, пожалуй да -
он сам собой любим.
Вам не понять,
что радость в том,
что отдал ты другим.
Изрядно завидую кошке
с утра, как всегда, набегу.
Она языком умывалась,
я так, увы, не могу.
Умылась, поела без спешки
и снова легла на кровать.
Она, то уже на работе,
ей некуда дальше бежать.
Достоинств движения полны
и бегает лишь за едой,
а прочее все почитает
на всякий резон – ерундой.
Карьерных в ней ожиданий
амбиций пустых лишена.
И все потому, что с рожденья
уже совершенство она.
Не ищет ни славы, ни денег,
не нужно манто из лисы
И смотрит на наши метания
едва усмехаясь в усы.
Изрядно завидую кошке
весь день, как всегда набегу.
Бесспорно она гармонична,
а я так, увы, не могу.
В том ущерба нет,
если на Земле
много тысяч лет
я хожу в седле.
Своей волею
я не поступлюсь,
за седло на мне
не сама держусь.
Выпасть из него
мне неведом страх,
пока я скачу
на своих ногах.
Пусть седок решил,
что он правит сам,
обмануть себя
я ему не дам.
Хоть узда на мне,
я ее главней,
ведь куда скачу
мне всегда видней.