Аннеке вздохнула. Вот еще незадача!
— Твоя работа, знахарка, никуда не годится! Ты посмела меня обмануть! Ты!.. Я!.. Сейчас же сделай все, как надо, или я!.. Или ты поплатишься!
— Но, госпожа моя, вы же мечтали о любви маркиза Фоупа! И, как мне кажется, цель достигнута, о его пламенной страсти к вам сплетничает весь двор! Быть может, маркиз просто еще не осмелился поведать вам о своих чувствах? Я могу наполнить его решимостью и ускорить…
— Как же, не осмелился! Ты, знахарка, и любовь-то знаешь на свой деревенский лад! Всякие пастушеские утехи в копне сена! Рука об руку ходить с любимым за плугом и родить ему кучу сопливых орущих детишек! Ты не можешь понять величественные мечты и чаяния девушки знатных кровей!
— Но, госпожа… Давайте, попробуем еще раз. Повторите мне свои пожелания, и я постара-юсь…
— Ну уж нет!!! Я найду волшебницу благородного происхождения, которая поймет меня без всяких объяснений, которые так утомляют! Разве можно хоть что-нибудь тебе объяснить, жал-кой, неумытой свинопаске!
Девушка вскочила, оттолкнув стол, и гордо направилась к двери, возмущенно встряхивая головой, отчего ее сложно уложенная прическа начала рассыпаться.
Все это время Аннеке пыталась подавить гнев и недостойное, как внушала Тэш, настоящего мага желание немедленно напустить на грубую клиентку какую-нибудь гадостную порчу, чтобы той неповадно было оскорблять не только Аннеке, но и любого другого в дальнейшем. Да не утонченное проклятие, вроде венца безбрачия, а что-нибудь грубое, зримое, чтобы стыдилась на людях показаться. К тому моменту, когда нежная девушка уходила, Аннеке уже мысленно примерила к ее тонким чертам рога и свиное рыло, а к изящному, обтянутому голубой тканью задику — толстый хвост, скрученный тугим колечком, мешающий сидеть и выпирающий из-под любого платья.
Но девушка, то ли почувствовав что-то недоброе, то ли вспомнив о задатке, возвратилась и с гордым видом вновь уселась в кожаное, с тиснеными золотыми цветами кресло для посетителей. Кресло нашел для молодых знахарок слуга Тод в дальнем углу дворцового чердака. Лет этому раритету было немало, но время его словно бы не коснулось. Зашедший раз Файдиас обзавидовался, хоть и удачно скрыл свои чувства. Аннеке подозревала, что кресло оказалось непростое. В нем посетители становились как-то сговорчивее. Интересно бы порыться в дворцовых хранилищах: наверняка там полно магических сокровищ, забытых всеми и невостребованных.
Аннеке позвонила в колокольчик, и в комнату вошла Мартия с графинчиком сока на подносике. Клиентка сначала хотела запустить подносиком со всем содержимым в знахарку, но отчего-то передумала и выпила сок, успокаиваясь на глазах.
— Я в последний раз объясню тебе, чего хочу. Но если опять… Я устрою тебе опалу такую, что остаток жизни ты проведешь на природе, вдали от столицы, а то и вдали от любой населен-ной людьми местности, мой дядя второй министр, помни это!
Видимо, волшебницы знатного происхождения все же не сидели в каждом углу, и знатным гордячкам приходилось договариваться с имеющимися.
— Если все получится, как я хочу, я тебя не забуду и награжу сверх оговоренной раньше платы, останешься довольна.
Аннеке вздохнула еще раз. Уж лучше бы дама ушла: ее гнев можно унять ритуалом, а ее задание… Это ужас какой-то! Жизнь и служба при их Величествах, как и предупреждал Файдиас, была и тяжелой, и опасной. Законы ремесла, накрепко внушенные ей во время ученичества, оказывались под угрозой на каждом шагу. Следовательно, под угрозой находилась и сама Аннеке, как и любой нарушающий законы маг. Девушка и так ждала беды из-за сожженного Ахта, хотя не так уж была и виновата, а тут еще ее постоянно атаковали знатные клиенты с просьбами извести зажившегося на свете и всем надоевшего богатого родственника; вытравить плод; немедленно навести порчу на кавалера, оттоптавшего ногу заказчика во время танцев; провести энвольтацию на смерть царедворцу, удостоенному внимания короля в обход заказчика; кто с чем.
Отказ грозил всяческими неприятностями: клиенты здесь были достаточно могущественны. И пока Аннеке и Нагути-ко не приноровились творить защитные ритуалы по три раза на дню по очереди, гадости сыпались градом, от выговоров дамы-церемониймейстерши и синяков на лице Мышонка-Терента до испорченного в стирке любимого платья и задержки жалования. Аннеке знала, что это еще не предел.