Ринхат старался не злоупотреблять этой привилегией. Но сегодня был тот самый случай, не терпящий отлагательств.
Еще мальчишкой, подходя к самым золотистым плитам, балансируя на грани наказания, Ринхат восхищался дверью Слепой Башни. Высокая, из такого темного дерева, что казалась черной, дверь цитадели Шетта была украшена золотой надписью и выпуклым хрустальным изображением песочных часов. Надпись была выполнена древним аларинским алфавитом и гласила «Эрна тарнбах рэ-Сэнтарэт», что переводилось как «Все время мира». Крошечные кристаллы, похожие на крупную морскую соль, наполняли верхнюю чашу хрустальных часов.
Ринхат положил правую руку на часы, что означало вопрос: «Можно ли отнять несколько крупиц вашего драгоценного времени, Верховный Наставник?»
Но увы, кристаллы не посыпались в нижнюю чашу, приглашая посетителя войти в Слепую Башню. Они вспыхнули красным, как маленькие рубины. Это значило, что Верховный Наставник занят и никого не принимает.
Традиционно отвесив поклон запертой двери, Ринхат отправился восвояси. Нет, в свой кабинет он сейчас не пойдет. У него, как и у любого наставника, найдутся дела в самых разных частях крепости. Занятия с воспитанниками уже закончились, но Ринхат давно собирался зайти к молодому наставнику щитовиков Леверану – узнать, как тот справляется и не нужна ли помощь с материалами.
По пути к Леверану Ринхат ругал себя за глупость. Зачем, скажите на милость, он собирался отвлекать Верховного Наставника по пустякам? Он уже сделал все, что мог – предупредил Алату, чтобы та не вставала у Шетта на пути. Если та не послушается… Что ж, она с детства знает, чем грозит непослушание в Колыбели Героев. А Верховный Наставник достаточно могуществен, чтобы даже не обратить внимания на возню воспитанников.
«Ты всегда был очень убедителен, - шепнул Ринхату голос давно сгинувшей ключницы, - когда хотел обмануть самого себя».
Глава четвертая: Тень Слепой Башни (6)
Расплавленный янтарь закатного солнца за окном. Густая смола браккенской сосны в пузырьке с притертой пробкой. Шетт держал пузырек двумя пальцами, покачивая из стороны в сторону, и задумчиво наблюдал, как тягуче переливается внутри тонкого хрусталя кровь стройных гордых деревьев. Кровь. Да.
Солнечный луч вспыхнул на восьмигранном кристалле пробки. Коснулся было аргхельда в перстне на правом мизинце Верховного Наставника – и поспешно ретировался, прячась среди нагромождения пузырьков и фиалов на столе. Аргхельд, «камень полуночников», сиял собственным зеленоватым светом, ярким, но неживым. Несколько янтарных капель упали в маленький стеклянный сосуд, где дожидалось своего часа масло хиссийского ореха. Многие горе-парфюмеры жалуются на его дороговизну и заменяют маслом ореха тахирского. Мол, ничем не хуже, зачем переплачивать?
Разумеется, не хуже, улыбается Верховный Наставник. Прокиснет через год, правда. А так – то же самое масло, один в один. Нет, помилуйте, пробовать не буду. У меня хорошие запасы хиссийского. Пол-кабинета заставлено бочками. Я консерватор, голубчик. Я ленивый старик, милочка. К чему мне эти новшества?
Глядя на Верховного Наставника Колыбели Героев, никто не осмелился бы назвать его стариком. Мужчина средних лет – по меркам человеческой расы ему бы дали лет сорок пять – с точеным телом воина и осанкой придворного танцора. Аларинцы, чьей крови в Шетте была добрая половина, присмотрелись бы к глазам цвета старого золота, к двум потускневшим золотистым прядям, обрамляющим лицо, к истончившемуся хвосту смоляных волос на затылке. И подошли бы к истине на пару шагов ближе. Семьдесят – семьдесят пять.
Это тело Шетт носил семьдесят три года. Оно нравилось Верховному Наставнику, и он был рад, что именно эти ловкие руки с длинными проворными пальцами возьмут жертвенный кинжал, вознося его над Ригнальяром.
- У Шетта в башне нет зеркал, - напевал Верховный Наставник на мотив танцевальной мелодии, бывшей популярной на балах лет двести назад. – Любое зеркало – портал.