Его тело, худое и сильное, подминает хрупкую хальграссу под себя, и она спешит раскрыться ему, чувствуя как сладкие потоки бурлят внутри, она зовет перехватчика окунуться в них. И Эштерил отвечает на зов ключницы – резко, будто шагает с обрыва…
…Пробуждение оказалось не из приятных. С трудом отлепив лоб от пня, Натэя обнаружила сразу несколько вещей. Во-первых, небо над головой светлело, и стволы деревьев казались вырезанными из черной бумаги. Во-вторых, все флаконы с магическими снадобьями валялись на земле, и не меньше половины были пусты. И в-третьих, ей, ключнице злополучной тридцать восьмой кварты, было очень плохо. Голова гудела, как полночный гонг над засыпающей крепостью. Стараясь не слишком часто натыкаться на деревья, Натэя побрела обратно на сеновал.
Но ни ужасная головная боль, ни пересохшее до хрипоты горло не шли ни в какое сравнение с тишиной, царившей в отряде троих из тридцать восьмой кварты в то утро. Они продолжали свой путь в Дор. Натэя смутно порадовалась, что между Эштерилом и Кинрой не вышло никаких душераздирающих прощаний. Видно было, что перехватчику стыдно за ночные безумства.
«Она завладела только его телом, но не сердцем, - пыталась утешить себя ключница. – Он не позвал ее с собой, не пообещал вернуться и не бросил все, чтобы остаться самому».
Утешения ненадолго помогали, но на смену ревности приходили угрызения совести. И грызли Натэю, как никогда прежде.
«Как ты могла? Ключница! Товарищ по кварте! Единственная, можно сказать, надежда Марчиса! О нем ты подумала, когда собралась отравиться? Что, вздумала идти легким путем, переложить подвиг на чужие плечи? И на чьи? Уж не на Алаты ли? Стыдно тебе, Натэя? И правильно, что стыдно! Выбрось из головы Эштерила, пусть перелюбит хоть всех девушек в округе! Пока не выполнишь свой долг перед щитовиком, даже не думай смотреть в сторону перехватчика!»
Потом в памяти ключницы пузырьками в кипящей воде всплывали картины из недавнего сна, мысли соскальзывали на Кинру и ритмичное движение двух теней в полумраке сеновала, и внутренний диалог Натэи уходил на следующий круг.
Алата явно посмеивалась над смущенными ключницей и перехватчиком. Она-то нашла лучший способ справиться с собственным телом, неожиданно вышедшим из повиновения после стольких лет под контролем Колыбели. Никого не соблазняла, ничем не травилась, и теперь сияла, как начищенный песком медный горшок. Будь подобная посудина под рукой у Натэи, она бы не задумываясь надела ее перехватчице на голову. Ну, может быть и не надела бы. Все-таки Алата ее увела тогда в лес, не дала наделать глупостей. Но потом все-таки оставила одну, и глупостей избежать не удалось. Нет, все-таки надела бы. С остатками супа. Да.
…На исходе десятого дня трое из тридцать восьмой кварты прибыли в Дор.
Глава пятая: Черно-золотой в отставке (2.1)
Пекарню Ламаргила они нашли без труда. Обещанного запаха булочек Эш так и не почувствовал, но знак друга Колыбели – корона из четырех башен в сложенных лодочкой ладонях – был виден издалека. Хозяин пекарни разместил знак на парадной двери и выкрасил его в такой ярко-желтый цвет, что пройти мимо было невозможно. Вырезанный из дерева рогалик, знак гильдии пекарей, терялся на фоне знакомого перехватчику с детства клейма. Можно было подумать, что господин Ламаргил занимается выпечкой исключительно в свободное от помощи питомцам Колыбели время.
В пыль упали первые капли дождя, и улица быстро пустела. Хозяева лавок спешно убирали внутрь выставленный на продажу товар, немногочисленные покупатели торопились в конец улицы, где сгрудились, источая аппетитные ароматы, несколько трактиров. Пекарня Ламаргила уже была заперта и не подавала признаков жизни. Дождь быстро усиливался. Трое из тридцать восьмой кварты, ведя за собой лошадей, нырнули под просторный навес около низкого окна, закрытого ставней. Наверняка здесь загружали телеги рогаликами и булочками постоянные клиенты пекаря.