Сердце пропускает удар.
Боль. Что это? Слова матери, наотмашь, навылет? Или нет, это уже прошли месяцы, и ребенок, их с Кретом ребенок рвется на свет? О, Единственная, пощади, только не Колыбель Героев! Пусть они оба умрут, она и дитя, только не это!
Рассвет. Над королевством встает солнце. Поднять с подушки бледное лицо, разлепить глаза, опухшие от слез. Мать сама, холеными руками королевы, раздвигает портьеры. Время возвращаться. Ты бледнее полотна, дочь моя. Тебе нужно есть и гулять. Я сама прослежу за этим.
Пустота. Пустота внутри, пустые руки, так и не прижавшие дитя к груди. Пустой сад, по которому Мирта идет под руку с матерью. Принцессе хочется кричать, рвать ногтями гладкие от снадобий Хараны щеки королевы. Но на это нет сил. И она делает еще шаг. И еще.
И еще один удар сердца, короткий, вопросительный.
Столица ликует. Принцесса Мирта вернулась! Улыбайся, шипит на ухо мать. Девушка машет с балкона, улыбка сводит судорогой лицо. Вечером во дворце будет дан бал в ее честь. Достойные слуги королевства ждут заслуженных наград из рук самой принцессы.
Худощавый черно-золотой склоняется перед ней в поклоне. Грэм Ламаргил, ваше высочество. Ему около тридцати, большие серые глаза полуприкрыты тяжелыми веками, и в этих глазах Мирте чудится сочувствие. Она видит себя со стороны – бледная девушка в нарядных одеждах, сжатые губы, отчаянные глаза.
Плакать нельзя, даже если твой потерянный возлюбленный накануне упал с лошади и сломал себе шею. Даже если ваша дочь отдана на растерзание хорношам. Принцесса неловко берет орден Прозревающего Ока, и серебряные ресницы колют ей пальцы. Помоги мне продержаться до конца этого бала, Единственная, умоляю. Ты не дала мне легкой смерти. Они забрали мою любовь и мое дитя. Меня они не получат. Я буду жить.
Черно-золотой с колючим орденом на груди склоняется над ее рукой, целует фамильный перстень, на мгновение сжимает пальцы – держитесь, ваше высочество. Мирта провожает его взглядом, когда неожиданный союзник исчезает в толпе придворных.
Два удара сердца, два шага в темноте.
Свадьба. У ее жениха, Хорта из дома Валамир, светлые равнодушные глаза и влажные руки. Он жаждет наследника. Разве ты не знаешь, супруг мой, что энейский трон передается по женской линии? Ты знаешь. Ты против. Ты хочешь мальчишку с такими же светлыми глазами – вместе скакать на охоту, скрещивать тренировочные мечи на ступенях Старого Форта. Я хочу дочь, еще одну дочь взамен той, запретной, которую отняли, которую чужие люди нарекли неведомым мне именем.
О, Единственная, разве ты не знаешь, что я не по своей воле отвергла твой бесценный дар?
Только на молитвы нет ответа. Светлые глаза мужа с каждым днем все мрачнее. Нет наследника, нет наследницы. Опускает взгляд мудрая Харана. Не ты ли отказалась убивать дитя в утробе – ради чего? Ради кого? Ради того, разрешеннего и благословленного, кто никогда уже не родится?
Прочь от меня, Харана. Ты не поможешь. У меня теперь своя наперсница, бывшая ключница. Энейя всегда дружила с Колыбелью Героев, будь они обе прокляты. Трина Ондамар, подруга моя, ты тоже не сможешь исцелить мое тело. Но душу – сможешь. Только ты и осталась у меня.
И я знаю, ты не предашь, не ударишь в спину, как родители. Как муж, чьим фавориткам я уже потеряла счет. Как дядя Крун, который хочет подложить в постель неверному супругу кузину Орсу. Ничего не выйдет, кузина страшна, как моя жизнь. Не видать бедняжке энейского трона, как своих огромных ушей.
Только ты и осталась, моя верная, немногословная Трина. Теперь Верховный Наставник Колыбели Героев дважды задолжал мне. За погубленное детство моей дочери. И за твое. Ненавижу. Если бы я могла увести всех детей из этой ужасной крепости до того, как они вырастут и очерствеют душой!
Двадцать семь шагов в темноте. Биение сердца – как звон Полночной Плакальщицы над спящим городом. Я не успела.
Когда не стало отца, а через год – матери, я решилась. Решилась разыскать дочь, вырвать из паутины, сплетенной Шеттом. Двадцать семь лет ей было бы в тот год. Где ты, дитя мое? На страже каких земель, какой королеве воздаешь почести?