Мэри и Сибелла остались в Момбазе, где вскоре приступили к обучению местных жителей чтению и письму. Луиза отправилась в Танганьику, а самая смелая из сестер, Нэлли, решила продолжить путешествие по Африке и направилась по бездорожью в тысячекилометровую поездку, конечной целью которой стала Уганда. Лики с улыбкой припомнил рассказы матери об «отчаянной тетушке Нэлли», которая, как и приличествует настоящему миссионеру, ехала по Африке безоружной. Впрочем, тетушка Нэлли не считала себя полностью безоружной, поскольку в ее багаже лежали зонтик и будильник. Позже она всерьез уверяла Мэри, что если ночью, в самое тревожное для пребывания в джунглях время, каждые два часа заводить будильник, то подкрадывающийся к лагерю лев, заслышав непривычный звон, вынужден будет ретироваться и оставить свои коварные затеи по крайней мере часа на два. Когда же лев, опомнившись, рискнет опять приблизиться к лагерю, его вновь встретит звон предусмотрительно заведенного будильника! Тетушка Нэлли искренне верила, что если ей за время переезда из Момбазы в Уганду так и не пришлось отдубасить нахального льва зонтиком, по ее убеждению, оружием крайних мер, то виной тому будильник, из-за которого ей приходилось просыпаться каждые очередные два часа ночного отдыха!
Но не для всех сестер сбылись добрые надежды. Матери Лики, Мэри Базетт, не повезло с самого начала — вскоре она тяжело заболела. Врач, после нескольких безуспешных попыток остановить болезнь, настойчиво посоветовал девушке немедленно вернуться в Англию.
Мэри чувствовала себя настолько плохо, что не стала упрямиться и вскоре прибыла в Ридинг, не надеясь когда либо оказаться там, куда однажды забросили ее девичьи грезы. Судьба, однако, распорядилась иначе: когда Мэри выздоровела и стала понемногу забывать о романтическом путешествии в Момбазу, она познакомилась в Лондоне и вскоре вышла замуж за миссионера Гарри Лики. Луис не знал, у кого первого из его родителей возникла мысль отправиться в Восточную Африку. Не исключено, что увлекательные рассказы Мэри о Момбазе покорили Гарри, а может, самого отца захватил дух странствий и жажда приключений или виной тому письма сестры Луизы из Танганьики. Как бы то ни было, а в 1902 году молодая супружеская пара Лики прибыла в Восточную Африку и поселилась в деревушке Кабете, расположенной в 8 милях от поселка, который назывался Hайроби. Гарри и Мэри обслуживали английскую церковь построенную в Кабете, и вели проповеди среди кикуйю — членов самого могущественного и многочисленного племени аборигенов Кении.
Помнила ли Мэри о предостережении врача ни в коем случае не возвращаться в Африку? Сначала, может и помнила, а потом — забыла: на сей раз она безвыездно прожила в Кабете 50 лет, не жалуясь на здоровье!
Через год после возвращения в Танганьику в длинном и приземистом, похожем на барак строении с глинобитными стенами и соломенной крышей, прикрытой от тропических ливней огромным брезентом, родился первенец семейства Лики — сын, названный Луисом Сэймором. Затем родились сестры Юлия и Глэдис, но, по рассказам матери и отца, эффект появления их на свет шел ни в какое сравнение с первыми днями жизни Луиса. Дело в том, что он оказался первым белым младенцем, которого смогли увидеть коренные жители Восточной Африки. Как на чудо, сходились посмотреть на ребенка рядовые соплеменники и вожди кикуйю, жившие в окрестностях Найроби и Кабете. Отец уверял позже Луиса, что выглядел он в колыбели с точки зрения старейших кикуйю настолько внушительно и вызывал такой почтительный трепет, что знатные посетители выражали новорожденному свое уважение не совсем обычным способом: гости плевали на младенца, что представляло собой торжественный обряд доверия кикуйю к новому члену семейства Лики, символизирующий передачу жизни каждого члена племени в руки появившегося на свет.
Детство Луиса прошло в Кабете, он рос и воспитывался среди сверстников из племени кикуйю, играл в их игры, делил с ними радости и огорчения. Он в совершенстве овладел языком кикуйю и не только говорил на нем в случае необходимости, но и думал так же, как на английском. Вообще Луис настолько проникся обычаями жизни кикуйю, что в детстве искренне считал себя одним из них, стараясь ничем не выделяться среди своих темнокожих друзей. Он даже жил, когда позволяли родители, в такой же, как в поселке аборигенов, хижине, которую построил с помощью и под руководством «братьев кикуйю». Не удивительно поэтому, что в характере и облике его причудливо совместились типично английское образование, которое дали ему родители, и по-спартански суровое воспитание туземцев кикуйю. Мать учила его читать, писать, считать, а взрослые воины и охотники кикуйю показывали, как нужно правильно держать копье и изловчиться метнуть его, чтобы оно сразу же поразило цель, как бесшумно и незаметно подползти к небольшим пугливым газелям, как, не имея никакого орудия, погрузиться в воду, замаскировать голову болотной травой и терпеливо дожидаться, когда утка опустится на гладь водоема.