В течение нескольких недель продолжалось обследование окрестностей Тринила. Был сухой сезон, уровень мутно-серой воды в Бенгаване резко понизился, на поверхность выступили густо насыщенные костями слои вулканических пеплов. Дюбуа пожинал богатый осенний «урожай» находок. Удалось даже найти обломки костей низших обезьян — макак. Однако ничто так не обрадовало его и не окрылило новыми надеждами, как невзрачный на вид зуб, который он извлек в сентябре 1891 года со дна неглубокой ямки, расположенной на склоне Тринильского мыса в слое лапилли. Не требовалось много времени, чтобы уяснить, какое из животных могло его «потерять» — настолько хорошо сохранился зуб и так выразительны были его характерные особенности. По структуре рельефа жевательной поверхности, величине коронки, широко расставленным корням третий коренной зуб, который выпал когда-то из верхней челюсти, принадлежал, несомненно, одной из разновидностей высших приматов — крупной антропоидной обезьяне или… человеку!
Вероятнее всего, обезьяне, решил Дюбуа, не очень велики размеры коронки и слишком широко расставлены корни зубов, не укороченные, к тому же, как у современного человека, а непривычно длинные. «А может быть, человеку?» — забеспокоился он. Хоть и велики пропорции зуба, но они заметно меньше верхних третьих коренных антропоидных обезьян. Смущало также то, что длина зуба была короче ширины — типично человеческая, а не антропоидная черта. Два выступа на жевательной поверхности заднего края коронки оказались сильно уменьшенными в размерах по сравнению с соответствующими выступами на коренном антропоидов. Раздумья Дюбуа завершились тем, что он в конце концов пришел к выводу о принадлежности зуба антропоидной обезьяне типа шимпанзе. Такое заключение отнюдь не лишало находку на Гринильском мысе исключительной важности и сенсационности. Если этот зуб действительно принадлежал шимпанзе, то он представлял собой еще одну связующую нить с миром древнейших животных Сиваликских холмов Индии. А там, где она есть, можно надеяться открыть и недостающее звено! В «Третьем квартальном Докладе Рудного бюро» появилась краткая заметка Дюбуа, в которой он, подводя итоги своих изысканий в районе деревушки Тринил, назвал «наиболее замечательной находкой верхний третий коренной шимпанзе» — Anthro-Popithecus troglodytes. Это позволило ему также сделать вывод о том, что шимпанзе — «ближайшая из высших антропоидных обезьян кузина человека», жила миллион лет назад не только в Индии, но также на Яве.
Открытие зуба удвоило энергию Дюбуа. Все помощники и он сам переключились на тщательный осмотр обнажений Тринильского мыса. Жители деревни, в особенности вездесущие мальчишки, удивленные странным объектом поисков «белого господина» — никому не нужных костей, заваленных многометровой толщей земли, — помогали собирать жалкие остатки гигантов-руксасас. Вскоре Дюбуа стало ясно, что поверхностный осмотр места находки зуба и прилегающих участков мыса не даст желанных результатов, если не совместить его с настоящими раскопками. И тогда он нанял землекопов, объяснил им задачу, и, привычные к работе на полях, крестьяне-малайцы начали неторопливо копать слой лапилли, выискивая в нем кости гигантов-руксасас. С особым старанием и тщательностью велись раскопки около углубления, в котором был обнаружен зуб шимпанзе.
Слой удалялся за слоем со всевозможными предосторожностями, один за другим извлекались из вулканического туфа многочисленные обломки костей, которые Дюбуа едва успевал просматривать. Нужно было обладать его терпением и упрямством, фанатической уверенностью и безграничным энтузиазмом, чтобы не впасть в безнадежное отчаяние от безрезультативности первой, второй и, наконец, третьей недели раскопок. Ни одной, даже самой незначительной, косточки шимпанзе среди тысячи костей слонов, носорогов, свиней, тигров, гиппопотамов! Но всему есть предел: в один из октябрьских дней малаец, который копал всего в метре от углубления, где нашли зуб, наткнулся на что-то шаровидное. Оно было включено в окаменевший вулканический туф. Когда блок со странной находкой извлекли и Дюбуа осмотрел «шар», стало ясно, что в руках у него находится черепная крышка, вероятно, того самого существа, которому принадлежал зуб.
Кость, тяжелая, как мрамор, из-за минерализации и хранящая холодок древнего слоя земли, имела темный шоколадно-коричневый цвет. Черепной крышке пришлось много испытать, прежде чем она попала в руки человека: поверхность ее была покрыта большим количеством мелких выемок и канавок и следами сильной коррозии. Особенно глубокие лунки прослеживались по краю верхушки черепа, где просматривались границы слома кости. Дюбуа измерил расстояние от места, где залегала черепная крышка, до участка, где месяц назад нашел зуб. Находки, которые доставили ему столько волнений и переживаний, разделяло пространство всего в три ярда! До чего же, однако, тяжелы, но одновременно чудесны эти последние ярды, возвещающие о торжестве его идей и оправданности трудно объяснимого предчувствия, что он с самого начала находился на правильном пути. Но, чтобы осознать это, требовалось сделать еще одно открытие, вслед за которым последовало бы гениальное озарение и раскрылась глубинная суть «содеянного». До такого счастливого момента оставалось «всего» два года! Как же несправедливы те, кто в будущем скажет о Дюбуа, что он легко делал открытия…