А то, что зафонтанировал Кит-Штормяга в неурочный час, еще большее утвердило Руснака в решении: Жмене ни на земле, ни на воде не место.
Ближе к полуночи, убаюканный успокоившимся сердцем, решившейся окончательно душой, задремал Руснак, сложив костистую, некрасивую даже в седине голову на руки. А руки длинные, мосластые, руки рыбака или земледельца, легшие на подоконник, они как бы сами учуяли, что Жменя спускает лодку... Они и разбудили хозяина своего беспокойного.
«Давай-давай, бандюга, спускай скорлупку... Эге, да ты не один... Жаль, что не один. Значит, пока что оберегает тебя судьба! Банда, ворюга, вредитель... А какому бесу ты нужен? Видно, какому-то надобен, для его проказ и надругательств над делами людскими...»
Руснак дождался своего момента. Жменя и сообщник подручного себе подобрал, опыт передает — выгнали лодку подальше от камней и уже в заливе запустили двигатель. Мотор чуть слышен. Прибой хорошо звуки глушит, но Руснак слышит, что работает двигатель на лодке Жмени натужно, а это значит, что волна в заливе еще мощна, а Жменя ведет лодку против нее.
Руснак решил идти на байде. И мотор мощнее, стационарный, и на воде такая лодка устойчивее, нежели самодельный катерок. Спускался по тропке не спеша. Море кипело. Но Руснак знал, что это последние часы волнения. Море пахло сладко, как трава молодая на холмах, потому что там открыта она солнцу. Жменя вряд ли слышал и видел море и на этот раз. Жменя моря не видит. Он идет в него, видя и слыша не его, а Руснака: инспектор спит, болеет, уехал к начальству... Жменя, спроси его, не знает, что море пахнет не только рыбой или опасным промыслом... Эх‑х, ты! Прожить у моря всю жизнь и не вдохнуть его воздуха свободно, как добрый побережный житель! Собачья жизнь, думает Руснак, запуская на полную мощь двигатель байды. Он не боится спугнуть Жменю. Он знает, что тот уже далеко и слышит сейчас лишь голоса уставших воды и ветра...
Руснак шел наугад. Он примерно знал возможное место Жменевой ставки. Однако старый сторож Досхия малость просчитался. Вот лодка Жмени. Помощник веслами удерживает ее носом к волне, а Жменя, перегнувшись через пологий борт, выбирает ахан...
Руснак просчитался. К тому же темно, да и волнение крепковатое. Тяжелая байда инспектора на всем ходу ударила в борт Жменевой лодки. Хрустнуло дерево, заорал помощник. Верно, он от испуга — зеленый воришка, за жизнь испугался. Жменя орать не мог. Он всегда начеку: заорать — значит выдать себя, по голосу ведь узнает Руснак.
— Ты что-о-о! — кричал помощник уже из воды. Лодка Жмени перевернулась и уже тонула. — Батя-я! Ты что-о-о?
Руснак, сделав круг, заглушил двигатель. Нет, не обознался. К байде вразмашку, выскакивая из волны чуть ли не по пояс, плыл Павел. Следом, тяжело отдуваясь, в намокшей фуфайке бил об воду короткими руками Жменя. Оба плыли спасаться на байде...
— Ба-атя! Это же я! Ты что-о! — кричал сквозь взмахи Тритон.
— Да, — сказал Руснак слабо. — Не думал я, что это ты.
Тритон этих слов не расслышал. Он уже держался за борт байды, намереваясь, отдышавшись, забраться в нее.
Понимая его намерение, Руснак подождал, пока подплывет Жменя. Ждал, чтобы не говорить лишних слов. Лишние слова расслабляют решимость, а Руснак уже решил.
— На байду я вас не возьму! — лихим голосом против ветра крикнул Руснак.
— Сосед! Ты что-о? — страшно возопил Жменя. — Мы же люди! Мы же... Это же твой парень, а я твой сосед... Ты что-о?!
— Отдышитесь, это я вам разрешаю, а потом от винта.
Жменя понял: так будет. Понял и застонал. Тоска обняла Жменю. Не вода морская весенняя льнула к его горлу — хладная, беспокойная. Смерть покачивала Жменю на своих гладких костях. А Тритон все еще не верил Руснаку. Думал, что старик просто хочет повоспитывать.
— Ты чего? Тритон! Заходи с той стороны, а я с этой... Он же сумасшедший! Он стронулся, не бачишь? Раз он тебя не берет, своего названого ребенка, значит, свихнулся... Что с ним балакать? Давай! — кричал Жменя.
— Куда? — поднял весло Руснак. — Руки поотбиваю! Не смей! — снова чужим голосом закричал инспектор.
— Батя-я! Ты что-о! Не возьмешь? — кричал Тритон. — Он же не доплывет, слышишь? Я ведь тоже... Я же с ним только так, посмотреть! А ты... Я не могу его бросить... Батя-я!
— Ну, посмотри, сынок, посмотри... — Руснак запустил мотор. Байда пошла.
— Батя-я! Эге! — еще некоторое время доносилось до Руснака.
Все глуше мотор байды, все тише голос воды, будто Руснак поволок к берегу не сеть аханную, а штормовой ветер.