ПОПЫТКА СПАСЕНИЯ
Олисава писал, почти не черкая, писал легко, будто кто-то нашептывал ему ритм и лексику, мысли и чувства, этот странный сюжет.
«В штиль море выпуклое, так и кажется, что пойдешь по нему как по тонкому молодому льду. Сначала возле берега ступишь: вдруг как проломится хрупкая зеленоватая твердь? Боишься, а отказаться от чуда не можешь, ибо много невиданного открывается твоему взору в чистых бирюзовых глубинах, над которыми скользишь словно тень. Видишь под собою хороводы рыбьи и россыпи древних ракушек, на створках которых сверкают природным огнем знаки диковинные, и сдается тебе, что рыбы те знаки читают и в жизни своей тайнами, начертанными временем, пользуются. Видишь и отмели золотистые, где по теплу гуляет шустрая мелочь морская, словно живая серебряная россыпь. Заглядываешь и во мрак ямин подводных, где зимуют в лютые холода обитатели моря. Видишь, где упокоились навеки поспорившие с морем корабли и люди с них. Корабли и люди всех времен и народов, кои проходили водами Досхийского моря и прогневали его чем-то. Остовы кораблей, амфоры, полные хлебных зерен, злата и серебра, сосуды с вином, которое и поныне не утратило своей терпкости и сладкой горечи, ибо настояно было на солнце, которое бессмертно. Знало секрет такого вина давно забытое племя, именем которого и зовется это море. Многое из того знания утрачено навсегда, на веки вечные для живущих на земле. Но ты знаешь одно: это, как в летописи, начертано на хрупких скрижалях — створках ракушек.
Ходишь по морю, вглядываясь в его легкие глубины, и думаешь: человек тоже дитя моря...»
Олисава писал и понимал, как никогда, что писать он так и не научился, что статья у него, похоже, не получится... А то, что сейчас черными рядами значков выскакивает на белый лист из-под каретки пишущей машинки, — это всего лишь плод его возбужденного воображения, не более. Открылся запасной клапан души, о котором и не подозревал. Он писал, потому что не мог ничего не делать. Он писал, потому что надо было чем-то занять себя. Владимир приехал в Чернокаменку не с пустыми руками. Несколько лет кряду он, потрясенный замором, случившимся тут в первый раз, собирал вырезки, в которых так или иначе интерпретировалось то событие, и накопил массу разрозненных, противоречивых сведений о причинах гибели рыбы. Классифицируя эту информацию, Олисава в конце концов пришел к выводу: море погибнет, если сегодня не позаботиться о его судьбе.
Олисава писал, но это была не статья. Он писал всякий раз с новым, каким-то доселе неведомым ему азартом. Всплеск этой страсти возникал после очередной безрезультатной встречи то с ихтиологом, то с начальником строительства. Особенно его подстегивала игра в прятки с директором ДосхНИИРХа. Тот никак не хотел давать Олисаве последних сведений о положении моря. Он уверял, что сотрудники НИИ, который он возглавляет вот уже двадцать лет, самым тщательным образом изучают проблему. Есть уже целый ряд проектов, которые призваны обеспечить морю стабильный биологический режим, и что Олисаве не стоит так нервничать, тратить столько серого вещества, доискиваясь правды, которую он, директор, якобы с дьявольским умыслом от Олисавы скрывает.
— А вам снятся сны? — как-то спросил Олисава директора.
— Странно, — опешил от столь резкого перехода к новой теме директор.
— Ничего странного, — сказал Владимир, поправив очки, которые надевал лишь для солидности: ему говорили, что директор человек трудный в общении, на него следует произвести впечатление. Олисава понимал, что произвести оного ему не удалось, но всякий раз, входя в приемную директора, надевал очки: неудобно было Олисаве перед симпатичной секретаршей, которая, как ему казалось, все видит, все запоминает, которая, зайди он в очередной раз без очков, и не впустила бы его в кондиционированные апартаменты самого́. — Есть люди, которым ничего не снится никогда. Нисколько, ничего...
— Я знаю, что всем что-нибудь снится, — снисходительно обронил директор, с надеждой поглядывая на колонию телефонов, окружавших его руки — большие и белые.
Олисава понимал, что директору не терпится расстаться с гостем, который уже на второй встрече стал пренебрегать терпеливым гостеприимством хозяина.
Директор поднялся.
— Так снятся вам сны? — встал и Олисава.
— Естественно, — снисходительно улыбаясь, ответил директор. — А к чему этот вопрос?
— Да так... Мне часто снится море. А вы его, похоже, даже во сне не видите...
— Давайте договоримся, — мгновенно побледнев, сказал директор. — Я вам отказываю в информации потому, что вы дилетант. И оставьте меня в покое! Можете даже пожаловаться на меня.