Друг мой! А ведь мы ни разу с тобою за годы совместной жизни и не поговорили толком! Ты, теперь я знаю почему, не считала возможным обсуждать со мною проблемы жизни и семьи. Ты искала во мне только физическое... И столь однобокое тяготение ко мне истощило и тебя и меня. Без душевной гармонии не может быть физической. Ты не научилась меня любить. Ты никогда не любила меня. А любила ли ты кого-либо? Я думаю, ты просто лишена этого чувства — Любви. И, как когда-то мне казалось, что счастье — это нечто редкое и весьма мизерное, так — опять благодаря тебе я вдруг подумал, что любовь — это что-то иное, нежели мне казалось до сих пор. Во всяком случае, это отнюдь не то, что может дать женщина...
В детстве я очень любил море. Когда был совсем малым, оно мне казалось живым. Оно убаюкивало меня с вечера, оно будило меня по утрам. Оно качало меня на своих нежных руках, оно лечило мои болячки. Благодаря ему я не болел в детстве. Я вырос высоким и сильным тоже благодаря ему... Мне в детстве все время снилось, что я хожу по волнам как по ступеням. Мне видно сквозь них мир под водою. Мне и теперь, правда, редко, видятся те же картины... К чему я об этом? Мне кажется, что любовь — это что-то более великое, нежели просто чувство, соединяющее мужчину и женщину, родителей с детьми. Любовь — это нечто необъяснимое, всеобъемлющее, существующее в единственном экземпляре для всего живого и сущего. И если кому-то на земле становится плохо, то есть он чувствует, что любовь его оставила, — значит, он должен сделать все, чтобы понять, почему это случилось; он должен понять и сделать все, чтобы снова оказаться под крылом этой бессмертной птицы. Она еще рядом. Она еще кружит над нами на необъятных беззвучных крыльях. Она ждет, когда мы с тобою разберемся в самих себе и друг в друге...
Я уезжаю в Кронштадт. Адрес тебе известен. Вот как бывает! Ехал забрать тебя и дочурку на новое местожительство. Думал, будем возвращаться на остров втроем, а теперь, как видно, жить нам на два дома...»
25 августа 1923 г.
Кронштадт
С тех пор минуло двадцать пять дней. Абсолютного спокойствия нет. И все-таки спасибо ей за правду. Ведь после письма разговор все-таки состоялся. Мне казалось, после него наступит перелом. Особенно такая надежда возникла, когда она произнесла: «Мы не будем никогда больше мужем и женой. Я убью в себе все, остатки чувства». Я ощутил невероятный холод, как будто я замерзаю. Упал в пучину горькой ледяной воды. Не хочу и рукой двинуть, а может, не могу, ибо парализован. Все застыло.
Мы виделись с нею в середине месяца, в Питере. Уж очень я соскучился по дочурке Мариночке. Пришел на квартиру, а там Стаканов. Увидя меня, он сию минуту исчез, а Софья — красивая, как никогда, затеяла тот несносный разговор. Говорила лишь она. Я молчал, держа на руках свое чадо.
26 августа 1923 г.
Поразительный факт. В Кронштадт заявилась моя благоверная. Мне тут же сообщили эту новость. Я домой. А она сразу же: «Я буду тебе за кухарку. Ведь тебе же все равно нанимать ее надо...» Я промолчал. А она снова: «Или ты уже завел себе кого-нибудь?» Я снова сдержался. Она вновь: «Или Маруся, тобою обожаемая, тебя и Светова одновременно теперь обслуживает?» Тут уж я не выдержал: «Марусю не трожь. Ты ее мизинца не стоишь... Вернулась, живи, но без циничных выпадов!» Она испугалась как-то. Ну что же. Попробуем пожить так. Ради Мариночки я на все пойду. Только бы видеть ребенка.
12.09.23
Сегодня резко собралась и пароходом в Питер. Знаю, поедет в Киев. Следом за Стакановым. Скатертью дорога. Хоть бы осталась у него! Ребенку было бы легче. Мариночка, как только она вышла — Маруся рассказала, — заявила: первая мама уехала, а ты — вторая — осталась. Ты лучше, потому что больше меня любишь...
13.09.23
Сегодня мне исполняется 24 года. Выходит, «тринадцать» число несчастливое! Вечером, уложив малышку, зашел к Световым. Я поплакался, что мне нужен сердечный друг, как Маруся у Светова. Светов задымил трубкой, поглядел сочувственно и сказал, что это он мне жизнь исковеркал. «Почему?» — удивился я. «Я тебя с нею познакомил». Господи, я и забыл это: кто и когда мне ее показал, кто потом привез ее в Ревель. Светов сказал, что он знал, какая она сякая. И теперь пускай катится на все четыре стороны. Главное, что ребенка ты оставил у себя. Он сказал с ожесточением, что пускать ее на порог больше не надо...
25 октября
Погиб Светов. В Питере застрелен одним из ускользнувших от наказания мятежников. Боль какая!
Маруся безутешна. Она хоронит свою любовь. Я свою уже похоронил...