— Женись-ка ты на Марусе, а?
— Давай договоримся, Павел. Сначала мы Марусю вылечим, а потом подумаем, как быть.
— А то я не понимаю, что надо прежде вылечить, а потом уже думать о детях. Она разве же может в таком здоровье дитенка выродить...
— Так ты и про это понимаешь? — теперь остановился Евграф.
— А чего тут секретного!
Они уже подошли к воде. Евграф стал что-то высматривать за камнем — широким и плоским, на котором в углублениях коровьими глазами стояла ночная вода.
— Я полежу, что-то после твоей ухи в сон валит, — проговорил мальчишка.
— Погоди. Поймай мне осу, — попросил Евграф.
— Боюсь, — медленно отступая от повернувшегося к нему Руснака, ответил Павлуша.
— Я тебе скажу как.
— Они жалятся.
— Набери в рот воды и брызни на осу. Или, если норку найдешь — гнездо ихнее, залей его водою...
Павлуша набрал в рот воды и тут же выплюнул:
— Тьфу, горька!
— Да, на Балтике вода слаще, — согласно кивая, сказал Руснак, — но и тут хороша. Привыкнешь.
Вскоре были осы. Евграф насадил на крючок сразу три штуки и спустил с камня снасть.
— А где поплавок? — Павлуша дернул за рукав старой перелатаной свитки Евграфа.
— Для этой рыбки не нужен поплавок. Я пальцем уловлю ее движение. Вода прозрачная, и так будет видно, если подойдет. Она не подойдет, если увидит нас. Так что ты присядь здесь и не высовывайся.
— Выходит, что этой рыбой ты хочешь мамочку вылечить.
— Именно так. Через неделю Маруся песни будет петь.
— Вот бы хорошо... — мечтательно протянул Павлуша.
Рыба долго не бралась. Видимо, разговор ее пугал. Но вот мальчишка уснул, разморенный теплом и убаюканный дыханием моря. Первую рыбку Евграф достал не скоро. Едва не прозевал момента, потому что задумался. Мысль тонкой ниточкой петляла, обрывалась, но Евграф ее, не торопясь, ловко связывал и продолжал прясть, и уходила она далеко, в те самые времена, когда не было в его жизни счастья...
Эта рыбка Спас была велика — в ладонь Евграфа. Как правило, они чуть крупнее барабули. Несведущему человеку ее от барабули не отличить. Такие же пятнышки малиновые на боках. Такой же крутой лобик. Отличает Спаса от султанки верхний плавничок, напоминающий и по цвету и по форме маленькую золотую корону. Если кто знает, видел дракончика, сразу же представит себе и Спаса.
— Павел, что же ты спишь-то? Глянь, есть добыча!
Павлушка вскинулся, ахнул:
— Золотая рыбка!
— И так ее у нас называют, — согласился Руснак и впервые за этот день улыбнулся длинным нескладным под серыми усами ртом. Сначала только ртом, а потом, когда увидел, как ожили глаза мальчишки, улыбнулся и карими своими глазами, и морщинами на щеках и у глаз.
— Теперь я верю окончательно, — воскликнул Павлуша, но тут же осекся, вспомнив, что кричать не надо, но вышептал до конца, что хотел выкликнуть, — чтобы золотая рыбка да не помогла!
Руснак выхватил из воды еще одну, затем еще. После чего сказал:
— Ну вот, на сегодня достаточно. Больше не требуется. Уже сегодня Маруся поест, и ей сразу же станет легче.
— Скорее пошли, скорее! — Павлуша тащил Руснака за широкую парусиновую штанину. И тот убыстрял свой и без того резвый шаг.
— Что, выходит, только на осу и клюет? — попутно спрашивал Павлуша.
— Только на нее, — подтверждал Евграф.
— А как же зимою?
— До зимы управимся. До зимы у нас Маруся здоровой будет, — успокаивал Руснак. — Рыбка Спас живородящая. И родит она ранней весной. Зимою ловить ее нельзя. Только летом. Все продумано...
— Кем продумано? — заинтересовался Павлуша.
— Природой, брат! А то кем же?
— Природой? Разве она умеет думать?
— А как же?.. Если бы не умела, и нас бы с тобою не было бы... Мы народились не случайно. Природа нас народила, чтобы ей было не так одиноко...
— Самых первых людей, значит, не баба народила, а она? — протянул Павлуша.
— Понимаешь, Павел, молодца!
— Чудно все это, что я сегодня узнал от тебя. Врачи не берутся Марусю спасти, а ты взялся. Лекарства не в аптеке, а в море... И осы... Надо же, только на них и клюет рыба Спас...
— Погоди, Павел, мы с тобою как подружимся, так ты еще и не то узнаешь.
— А что, мы еще не подружились? — огорченным просил Павлуша.
— А ты считаешь, что уже? — в свою очередь, спросил Евграф.
— Я думал... Вот женишься на Марусе и станешь мне батей...
Руснак остановился, были они уже у самого двора. Подхватил Павлушу на руки. Поднес его, невесомого, к лицу своему и уставился в маленькую физиономию почему-то испугавшегося, замордованного войною дитя человеческого... Евграф снова увидел ту самую ниточку, что вела в несчастную изначальную часть его жизни... Нельзя! Он опустил мальчонку наземь. Нельзя. Ибо никому не приносил Руснак счастья из тех, кого хотел полюбить.