Они вошли в хату. Сначала сварили Спас-рыбу. Теперь Маруся ела ее, запивая отваром. В том же казанке с лавровым листом, пахнущим дальними странами, вскоре закипела креветка. Павлуша — еще горячей — набил ею карманы штанов. Глубокие карманы, наполненные креветкой до краев, потянули штаны книзу. Павлуша неловкой походкой выбрался со двора и торопливо зашагал на старый причал, где гомонила местная детвора.
— Угощать побежал, — заметила Маруся и оживилась.
— Пускай обвыкает, — согласился Руснак.
— Он бы давно, Павлуша, сошелся с детьми, да стыдился... Они его угощают всяким, а у него нечего вынести в отдарок, — продолжала Маруся.
Руснак снова поглядел на Марусю. Та ответила коротким взглядом. Руснак понял, что при Павлуше она смелее. Поднялся, чтобы выйти. Маруся тоже поднялась и неловко взяла его за руку.
— Скоро мы пойдем, Граня!
— Куда это?
— Надо Павлушу в детдом определять. Учиться ему надо, как дитю положено.
— Пусть и учится. У нас тут и школа имеется...
— Но ведь мы... как снег на тебя упали... У тебя своя жизнь.
— Нету у меня никакой своей жизни. И не было. Ты же знаешь... Так что живите возле меня. Я же вас не выгоняю!
— Спасибо, Граня! — Маруся вдруг опустилась на колени.
Руснак не успел двинуться, как припала Маруся седой маленькой головенкой к его пропахшей солью и камкой ноге.
— Эге! — вырвалось у Евграфа. — Этак не сгодится. Что это с тобою, а?
— Дорогой ты наш! — бормотала в парусину штанины Маруся. — Дай тебе бог добра!
— Ладно, ладно. — Руснак легко поднял Марусю. Держит в руках, вроде соображает, куда бы ее посадить в этой серой пустой хатенке. А она слабыми еще руками обхватила его бурую от загара шею, прильнула к нему и вроде бы кончилась. Даже дыхания ее прерывистого не слыхать.
— Ну ладно, ладно, — отвечал на ее порыв Евграф. — Все так, все это так...
Опять пересыхало озеро...
Павлуша, загоревший до цвета жженого сахара, серебрится легким мальчишеским пушком, особенно по хребтинке и на руках до локтей. Он бежит вдоль топкого края лимана, несет саперную лопатку, ищет прошлогоднее местечко, где брал с Евграфом рыжего червя для кефали. Кефаль пришла в залив. У Черных Камней жирует, у мыса. Но Павлуша этого редкого червя хочет добыть для Спас-рыбки. Перестала на осу клевать. А без этой рыбки нет жизни у Маруси. Снова согнуло ее в три погибели. Не ест, не пьет. Помертвела снова. Мертвая, хоть и ходит, хоть и дышит... И схватило же ее как раз, когда Руснака дома нет. Уехал Евграф в Досхрыбвод на совещание. Как раз в такое время, под осень, вызывает начальство инспекторов со всего побережья. К зиме инструктировать.
Но если бы Маруся хоть малым намеком показала бы ему, что ей плохо, что снова у нее начинается старое, Евграф не поехал бы. Он и сам знает не хуже тех, кто в Досхрыбводе инспекторам лекции читает, что и как надо делать.
Только он уехал — утром, как на вечер Маруся зашлась в боли. Сразу же память потеряла: хвать глечик, где раньше отвар был, а там пусто. Давно надобности в отваре не было. Казалось, Маруся и вовсе в нем не нуждается. Почитай, пять лет обходилась. Помолодела. И вот, надо же, сразу же все повернуло на прошлое. Снова боль возвратилась и согнула ее в старушку. Павлуша за снасти и к Черным Камням. Давай удить. Осы медленные тяжкие, а Спас-рыбка не берется. До вечера сидел, хоть бы что. Под самый конец, когда уже решил идти за рыжим червем, одна поймалась. Да ведь одна — это почти ничего. Три надо. Но Павлуша знал, что ни второй, никакой больше не будет. Сварил одну. Выпила Маруся отвар и уснула. А Павлуша кинулся рыжего червя раздобыть.
Где же, где это местечко? Убей не вспомнить... А солнце уже к морю припало. Еще час от силы, и стемнеет. Червь мелкий, верткий — не разглядеть будет.
Вдруг Павлуша увидел сидящих над озером мужиков. А в банках у них красный червь. Накопали. Запаслись уже. Павлуша кинулся мимо — туда, где чернеет ил, видать, мужиками развороченный. Давай и себе копать. Есть червь, есть рыжий. Пор-р-рядочек!
А в спину Павлуше:
— Че это он? Че, рыбоохрана за червем прибегла?
— А хто ее знает. С жиру небось...
— Эй, Павля! — Это сосед Жменя Фома. — Че, Руснак для отвода взгляда тебя к нам послал? Мол, и я, инспекция, ловлю кефаль на удку. Как все смертные.
Павлуша не обернулся: он спешит дотемна набрать червей, побольше.
— Молчит, крыть нечем. Видать, Руснак кого-то грабанул на кефаль, а бастрюка послал для отвода взгляда...
Павлуша оглянулся, смерил соседа по-руснаковски взглядом и, отерев лицо предплечьем, ответил:
— Маруся снова плохая. А Спас-рыбка не берется...