А за третьим скалистым выступом сразу и видишь, что часть суши, омываемая морем, была когда-то островом. Остров, у которого есть научное название — атолл. Атоллового происхождения мыс, объясняет Аринка Шишлакова, художникова жена, та самая, что работает на стройке наблюдателем за раскопками, археолог.
Намыло море песка-черепашника между матерью-землею и островом, косой соединило атолл с материком. А была когда-то на острове в самой сердцевине его лагуна. Теплая, спокойная. Лагуна оттого образуется, что есть связь с морем. Оно и заполнило низменность на острове. А когда эта связь исчезла, скажем, от землетрясения, вода из лагуны испарилась, и лагуна превратилась в ложбину. Теперь здесь хлебное поле. Никаких удобрений не надобно ему. Родит себе и родит...
Красные Кручи. Как всегда за последний месяц, Олисава, подъезжая к деревне со стороны Чернокаменки, прежде всего увидел отцовский дом. И надо же? Как сказалось! Ведь дом этот теперь ничейный! Он только называется отцовским... Подъезжая, Олисава вспомнил, что по улице не проехать. Там, где недавно была проезжая часть, высился вдоль домов высокий бруствер. Бурый, все еще влажный. Олисава оставил «Москвич» на обочине, прошел к брустверу и увидел глубокую — более двух метров — траншею. По дну струился мутный ручеек. Дренаж, догадался Владимир. Он размышлял: идти или не идти к дому, где его никто не ждет? Глядя на обувь, облепленную глиноземом, Владимир уже решил возвращаться к машине, как за спиной загудело, обдало Олисаву пылью и выхлопным газом. Из резко затормозившей «Колхиды» выскочил нескладный человек в кепке с длинным козырьком.
— Владимир Владимирыч! Извиняйте. Я бы вас, — задыхаясь, словно астматик, говорил водитель «Колхиды», — не побеспокоил в ином другом, понимаете ли, месте, ибо мой вопрос для вас пустячность... А тут, вижу, вы размышляете, как вам к отчему дому пробраться. Подходящий выпадает момент, говорю я себе и жму на тормоза. — Человек перевел дух. Снял кепку, неспешно отер ею залитое потом лицо и красивую в русом завитушечном обрамлении лысину. — Извиняйте, я вожу силос, приходится закрывать стекла в кабине. Жарко. А пыль я не выношу. Пыль для меня бедствие. Не могу, когда пыль, работать. Мыслить не могу. Такое впечатление, что пыль мне на мозги падает. — Он рассмеялся, показывая крепкие молодые чуть с желтинкой зубы. — Пудрит мозги пыль.
Олисава протянул руку водителю. Тот потряс ему руку, довольно крепко сжимая:
— Это мы здороваемся, ибо уже знакомы. Я ваш сосед. То есть вашего родителя сосед. Я был тогда. В последний путь когда... Александр меня зовут, Адамович по батьке. Вы, похоже, запамятовали. Понятное дело. Вам не до знакомств тогда было. Я просто напоминаю вам, кто я. А так мы знакомы с вами еще с тех пор, когда вы принимали мои соболезнования.
— Я чувствую, у вас ко мне дело. Какое? — спросил Олисава.
— Хочу у вас купить колыбель.
— Колыбель?
— Ну да, колыбельку. Моя благоверная вот-вот разродится чадом, ибо на подходе срок, а я бы хотел наследничка в колыбель определить. Меня мамка в колыске качала, и вас ваша матушка... Все мы из колыбели. Почему бы и нашим детям не?..
Олисава вдруг подумал, что мужик пьян, несет чушь.
— У меня никакой колыбели нет.
— Как нет? Вы что, забыли, что у вас есть колыбель?
— Была когда-то. Мать и в самом деле качала меня в люльке. Была у нас такая, подвесная.
— Помните, помните! Была, правильно. И есть до сих пор — на горище, на чердаке. Вы уж извиняйте меня, я лазил к вам на горище, нашел колыбельку там. Если вы не против, я возьму ее. Не хочу покупать эти ширпотребовские кроватки. У ребенка должна быть колыбель.
— Ради бога, если вам нужно, возьмите.
— Признателен. С меня причитается, Владимир Владимирович. Я сейчас в гараж. У меня пересменка. В ночную работал. Через часок нарисуюсь. — Тяжелая громкая машина рванулась и вскоре исчезла за поворотом.
«Придется топать до дому, — подумал Олисава. — Человек же придет». Он вздохнул облегченно. Решение принято и, судя по всему, правильное. Надо заглянуть дом перед отъездом. Отпуск кончается. Натка дважды уже вызывала на переговоры. Нервничает. Веснушка скучает.
Олисава добрался до двора. Снял с калитки проволочную петлю. Вошел. Чернели деревья в саду, зато осока зеленела, словно пламя, охватив комли усопших деревьев. Горели разными тонами радуги смешавшиеся с садовыми полевые цветы. Во дворе подметено. Олисава оглядел двор. Так он выглядел, когда тут был отец. Сейчас тут нет никого. Никого, а двор подметен. Однако жарко!