Утро уже кончилось. Солнце дневное бьет по глазам. Олисава прикрыл лицо ладонями, сделал из них козырек. Еще раз оглядел двор. Из крана в огороде капала вода. А ведь он самолично закручивал кран как следует. Может, соседи? Зачем соседям таскать воду из чужого двора, когда у них в огородах свои краны? Чем больше Олисава оставался во дворе, тем более не по себе ему становилось. Ему стало казаться, что сейчас откроется дверь и во двор из сенец выйдет отец. Он стал ждать. И дверь, едва скрипнув, приоткрылась. Он сам ее запирал на внешний засов. Дверь приоткрылась, и на порожек, жмурясь на солнце, вышел довольно крупный рыжий кот. Отец кошек не любил. Но тогда почему в доме кот? Олисава поднялся, шагнул к двери. Постоял на ступенях немного, вошел в сени. Кот, недовольно сторонясь, пошел за Олисавой следом. В доме пахло едой, жилой дух витал по комнатам. Кто-то брал книги с полки, готовил какао на газовой плите... Тапки ваяляются у кровати отца. Ага, кто-то поселился тут, дошло до Олисавы. Кто и зачем? И на каком основании, черт возьми? Дом мой, и никто, кроме хозяина, не имеет права тут бывать. Олисава опустился на табурет у двери. Опершись локтями о колени, опустив подбородок на кулаки, Олисава вдыхал запах дома, и сердце его колотилось.
Вот он, крюк, на котором висела колыбель. Крюк! Сколько лет, Олисава, ты его не замечал? Он был, а ты его не видел. Его оставили для внуков. Для твоих детей, Олисава. А ты и понятия об этом не имел. Олисава прикрыл глаза и стал потихонечку раскачиваться, как будто не на табурете сидит, а в колыбели. Она была похожа на половинку ореховой скорлупы. Большого ореха. Она пахла деревом. Запах сухого дерева — до сих пор любимый запах Олисавы. Веснушке понравилось бы. Она выросла без колыбели. Олисава медленно раскачивался. И вдруг увидел весь полуостров. Нет же. То была колыбель в форме полуострова. А в ней, изукрашенной лентами, игрушками, печеной сдобой в руках — его Томка, его Натка... Одинаково маленькие. Девчоночки. Трудно даже разобраться: кто мать, кто дочь... Смеются, тянутся к нему руками, а он знай раскачивает их. Летает колыбель, летает. В мире, где все деревья зеленые, молодые. Раскачивается колыбель, раскачивается. Вся в лентах, конфетах и цветах. Две девчонки в ней от горизонта до горизонта летают. От моря до вулкана. И висит эта колыбель не на крюке, а за само солнышко держится. Видно, как там она держится. Видно? Вот чудо! На солнце ведь смотреть нельзя. Что же это с солнцем? Гаснет оно, что ли? И правда, пасмурно как-то стало. И девчонки не смеются. Уцепились ручонками за края колыбели. Испугались. Просят: останови, мол, не хотим больше качаться. Олисава тянется к колыбели, чтобы придержать ее, дать Натке и Томке сойти, а она вдруг мимо рук его прошла, колыбель, и улетела далеко. Так далеко, что едва ее видно. Тут уж и Олисава напугался. Бросился бежать за нею. А она возвращается. Над ним пролетела. Эх, зачем, думает Олисава, я с того, своего места ушел? Там я ближе был к ней. Мог дотянуться. Кинулся он назад. Слышит: «Владимир Владимирович, вот и я». И снова: «Владимир Владимирович, а, Владимир Владимирович!» Знакомый такой голос, а говорящего не видать.
Олисава открыл глаза. Перед ним шофер «Колхиды».
— А, это вы. Извините, я задремал. Пойду-ка я освежусь под краном. Жара и в самом деле сегодня. Видать, к дождю.
— Нам дождь нынче ни к чему. Пропашные влаги получили. Нынче хлебушко убираем, — говорил свое сосед, идущий следом за Олисавой, неся ему чистое полотенце.
Олисава мылся долго. Александр Адамович поливал его из шланга. Потом Олисава поливал соседа. А когда сели за стол, Олисава спросил:
— Кто тут живет? В доме нашем?
— Я, — смутившись, произнес Александр Адамович. — Тут, видите ли, как все получилось... Я не могу, когда дом необитаем. Вы поймите меня. Я не присвоил себе ваш дом. Я только — присмотреть за ним. И правильно сделал. В последнюю грозу он протек. Если бы тут никого не было, большой бы урон случился. Я заменил шиферину. На чердаке прибрал. Тогда и увидел колыску. Дом без хозяина разрушается.
— Спасибо! — Олисава вздохнул.
— Я тут поживу пока. У меня, видите ли, ситуация сейчас несколько необычная... Не слыхали? — Сосед смущенно и робко взглянул на Олисаву. — С женой у нас отношения несколько...
— Ушла?
— Именно. Ибо не могла более оставаться бездетной. Как выяснилось, я неспособен, то есть от меня невозможно иметь ребенка...
— Ну вот, теперь я не понимаю и вовсе ничего. Вы сказали, что ждете ребенка.
— Жду. Жду! — радостно блестя глазами, воскликнул сосед. — Благодаря моей благоверной Грушеньке. Натерпелась она со мною. Ох и намучилась. Ведь она думала, что это она не способна зачать. Все года так думала. А когда ваш отец начал болеть от тоски...