На майско-июньский челлендж.
День 6: «Телефонный разговор».
— 2018 год, сентябрь
Гудки протяжные, длительные, нервы вытягивают в струны и играют на них нещадно смычком расстояния — не такого уж пугающего, но несомненно важного. И вообще, это первый раз, когда такое встаёт возможность провернуть, да и желание имеется, да и звонок не кому угодно, а именно ей — Юра волнуется, хоть и ни за что это не признает. Берут не сразу, и он вздрагивает, когда прерывается ожидание, и на том конце звучит голос бодрый и…
— Привет! Санька типа занята, она так кричала со своего насеста, но ты погодь минутку!
…явно не Сашкин.
Юра удивлённо успевает только «агакнуть» в ответ, и звуки прорываются неестественные: не дыхание, а скорее шаги, как будто по какому-то свободному помещению. Слышится короткое ругательство — нет, не Сашка, потому что Сашка бы выразилась куда изобретательнее, а не так топорно.
— Офиге-е-еть, Риш, прикинь, ей уже мальчики какие-то звонят! — слышится восторженный крик, и Юра вздрагивает, хмурится и вслушивается. Хотя телефон явно опустили, голоса ещё слышно.
— Это Сашин телефон? — отвечают спокойно, приглушённо. Этот голос тоже женский. — Отнеси уже ей.
— Когда я сказала, что ей звонят, она послала меня цикад ловить! — Возмущение.
— Лен.
— Понятно-понятно! Где эта прошмыга? Э-э-эй, Санька, алло-о-о-о!
Один вопрос крутится в вихрастой головушке немного ошалевшего Юрия: что у них там происходит? Нет, Сашка рассказывала про то, что отделение Октябрьска людей колоритных полно, и что не со всеми (то есть со всеми не) девочка не ладит, но прямо так… довольно специфично. Юра помнил, что отделение находится в обсерватории, но не представлял, что у них там всё так просто. Кричать на весь этаж, чтобы докричаться до одной непоседы…
Слышится потасовка, шум и гам, топот, а потом телефон выхватывается, и деловитый вопрос разрезает километры:
— Йо, это кто?
— Юра, — он отвечает немного сбивчиво, но почти готов поручиться за то, что девчонка просияла — это неожиданно ощущается в самом тоне её бодрого голоса.
— Ва, сто лет! Даже Сугу успел вылезти из берлоги, а ты всё не звонил!
— Так ты тоже, между прочим!
— Ари сказала, что девочки первыми не звонят!
На это утверждение Юра контраргументов не находит и сердито сопит. Удивительно, как Сашке парой фраз удалось его вскипятить, но ещё удивительнее то, что он вместе с вспышкой недовольства ощущает прилив ярчайшего, внезапного счастья. Как будто соприкоснулся с чем-то по-настоящему ему необходимым. Как будто Сашка всё это время была ему нужна.
— А у нас всё по-старому, — болтает девчонка, куда-то довольно громко бухаясь. Закрыв глаза, можно представить, как она болтает ногами или теребит край кофты или юбки. — Хотя вон вчера Ари меня в магазин потащила. Типа, осенние вещи искать. И Валька увязалась, всегда увязывается. Максим с Марком занимался, так что мы…
Её голос такой же, каким был. Он высокий, бойкий, в каждой ноте — почти что вызов, неприкрытый и азартный. Хотя звук искажается, не так сложно его представить; Сашка как будто рядом, и Юра расслабляется, откинувшись на спинку стула. Закрывает глаза, почти ощущая её присутствие — пусть она очень далеко. Сашка периодически с подозрением одёргивает его, проверяя, слушает ли, но он действительно слушает — и её голос, и её слова. Юре трудно в чём-то себе признаваться, но, кажется, некоторое понимание себя того стоит.
— Надеюсь, мы увидимся, — говорит он вдруг зачем-то.
Девочка в секундном замешательстве, а затем прямо в лоб выдаёт:
— Ты ещё скажи, что скучаешь.
— Да, — на короткое слово ему требуется больше усилий, чем на всю школьную пару по физ-ре.
— Я тоже, — совершенно естественно сообщает она. — Так что давай рассказывай, как там у тебя и что! И хватит дрыхнуть!
— Я не дрыхну!
Они препираются, как и раньше, и километры срываются в пустоту, растворяя мыслимые и немыслимые преграды. Расстояние — это сложно. Но не так сложно, если остаётся возможность и желание его сокращать, пусть и таким нематеарильным способом.
Поэтому Юра вдыхает поглубже и начинает рассказывать. Его очередь дистанцию сокращать. До тех пор, пока она не обернётся полной пустотой.
========== «Сожаление» (Диана) ==========
Комментарий к «Сожаление» (Диана)
На майско-июньский челлендж.
День 7: «Наблюдение за спящим».
— 2018 год
Диана не очень уверена в том, что понимает слово «изящный». Знать-то знает, ей всегда даётся возможность больше узнать о мире вокруг, и все словари, энциклопедии и людское терпение в прямой доступности. Диана вертится волчком: ей не интересно читать; слушать то же самое из чьих-то уст гораздо приятнее! Поэтому девочка донимает всех и всякого, не задумываясь, как это выглядит со стороны.
А со стороны, должно быть, не очень выглядит. Мало у кого находится достаточно терпения, чтобы не послать её, уже третий час следующую с постоянными вопросами «Что ты сейчас чувствуешь?». И прямо посылать пытались, а она всё брови изгибала ровные, тонкие, и интересовалась, что не так. Человеческий этикет ей настолько же побоку, насколько и человеческая грубость, и её не беспокоит ничего иного. Её не воспринимают как грубиянку и со временем перестают воспринимать как надоеду — Диана устаёт от их раздражения, и вот все довольны, радуются, что они могут быть объектом её интереса. Человеческое восприятие — это так просто, если не погружаться в чувства. Но как раз эти чувства и пробуждают в Диане любопытство.
Один из тех, кто ей всё показывает, зовётся Каспером. Если бы Диану просили его описать, она сказала бы: «Интересный», она обо всех так говорит. У феи иного не бывает, уж тем более в подобных вещах. Но Каспер и правда интересный. Он богат на эмоции, хотя не проявляет и половину; это он — тот, кто никогда не отказывает ей и демонстрирует истинную суть своих чувств. Даже если внешне он спокоен, Диана, подойдя, может тонким вмешательством коснуться обнажённой честности, и Каспер показывает ей разницу между обидой и горечью, разочарованием и тоской, радостью и восторгом, нежностью и симпатией. Он показывает всё — кроме любви.
Когда Диана пытается дотронуться до этого чувства, она Каспера ломает. Она причиняет ему боль — страшную, осознанную, какой он, должно быть, никогда не испытывал. Фея и сама отшатывается, понимая, насколько глубоко в этот раз погрузилась, впервые испугавшись чего-то — испугавшись себя. Она не ведала, что может ломать. Вернее, понимала, но впервые видела отчётливо. А Каспер лежал, закрыв лицо руками, и плакал, плакал, плакал, и тем это было страшно, что он никогда не был настолько уязвим и уязвлён, никогда не позволял себе такую слабость при чужих людях. Это Диана сделала его таким. Это Диана его ранила.
«А, — думала она, присев около него, ловя ненависть в его взгляде и боль в голосе, — значит, людей тоже можно сломать». Они как куклы. Но их чувства настоящие.
Однако Каспер их больше не показывает. Диана кривит губки и уже на себе, не принимая на себя чужое, а генерируя собственное, ощущает недоумение и тоску. Люди из отделения говорят самой попробовать с этим разобраться. Диана не понимает. Она не может понять. До такого уровня сложности она не доходила. Она не пробовала… сама.
Коридоры столичного отделения — что таинственный лес. Корни сплетаются порогами, поднимаются стволами, ветви переплетаются потолками и шепчутся ветристо шебуршанием ламп. Диане места эти знакомы, она тропы эти сама украшала, она голоса эти слышит, как слышат их другие — с другими ей, правда, интереснее. Они живые и сложнее. Феи с людьми не общаются, но Диана так и так особенная. Она двигается по отделению чудесным видением — шелковистые волосы колышутся светло-сереневым, пышная тёмная юбка шуршит, каблучки туфель цокают. Она поворачивает по интуиции, приоткрывает дверь тихого кабинета и погружается в его оголённую правдивость.