— У твоей странности есть лимит? — спрашивает Борис. Вообще-то ему не нравится, когда на его девушку долго и внимательно смотрят, он сам предпочитает ей любоваться, но Юко не вызывает ничего в свою сторону. Ее словно не существует. Однако Борис всегда полагается на разум и чутье, а все подтверждает: эта девочка в японской форме реальна.
Юко поворачивает к нему лицо, левой рукой заправляя каштановую прядь за ухо, открывая серебряную сережку — бессознательный и почти детский жест.
— В смысле, сколько аур я могу увидеть за раз? — уточняет она. Несмотря на обманчивый облик, по которому ее можно счесть просто тихой милашкой, она говорит ясно и точными словами, хотя голос ее все еще негромкий. — Все, сколько людей вокруг. Я специально проверяла.
— Если ты будешь стоять перед всем населением города, ты увидишь все цвета?
— Да. Даже если перед всем населением мира. Мое зрение не тратит энергию, оно просто есть, поэтому мне не страшна перегрузка. — Мягких розовых губ касается кончиком пера улыбка. — Я знаю достаточно о странностях из хороших источников. От других сотрудников вашей организации.
— И мое недоверие тоже видишь, — подводит итог недовольный Борис.
Юко пожимает плечами.
— Я не выбираю, видеть или нет, — произносит она невозмутимо. — Я просто вижу. Вот вы просто любите Люси, вам ведь не нужно для этого что-то себе доказывать. А город просто пускает в себя разных людей, ему не нужен фейс-контроль. Я привыкла видеть и живу с этим нормально.
Она поднимается на ноги, но с места не сходит. У Бориса, так-то, нет причин ни доверять ей, ни не доверять: Юко не сделала еще ничего, за что ее можно судить. Она еще приглядывается к странным вокруг, но не вмешивается в их решения и не пытается мудрить с их сущностями. Даже если она на это способна. Стоит быть осторожнее.
В школьной форме Юко действительно кажется пририсованной на фон комнаты, словно шагнувший в 3D-проекцию образ из рисунков или книг.
— Я не буду винить вас в том, что вы ищете правильные пути, — задумчиво говорит Юко. — Когда человек хочет кого-то использовать, это желание тоже отражается в настроении. Мысли я не читаю оформленно, но могу понять.
Борис чуть усмехается.
— Я хочу использовать тебя, — соглашается он. — Поисковые странности сейчас редки. Для меня ты представляешь пользу как радар на странных.
— Но это не моя война, — с легким отголоском то ли обиды, то ли сожаления напоминает Юко. — Я не могу вступать в то, к чему не отношусь.
— Поэтому я и не предлагаю тебе участвовать.
— Будь ваша воля, — Юко переносит центр тяжести назад, отклоняясь, — вы бы всех людей выстроили и разобрались бы. Вашей силы духа хватит на спасение всего Авельска. Но вы не знаете пока, от кого. Это единственное, что вас задерживает?
— Ты видишь ауры.
— Но я не вижу смысл борьбы. Человеческие мысли — это еще не все.
Может ли недостающим элементом быть Юко? Юко и ее глаза, видящие истинные намерения, подложку всех идей, изнанку всех стремлений? Борис знает, что его схемам не хватает чего-то. Одной детали, которая изменила бы ход событий, направила бы вращение сей бесконечной спирали. Если эта деталь — рыжеглазая странная девочка…
Рано или поздно Борис получит и ее в эту мозаику. Но сейчас он ее отпускает, и Юко, покорно и благодарно склоняя голову, тоже понимает происходящее. Ей не стоило посещать Авельск, но уже поздно, да она и не сожалеет. А будет ли — покажет только время.
Люси с коротким придыханием поднимает веки, и первым, что она ищет взглядом, всегда является Борис. Находя его, она радуется, заспанно и еще нечетко, не успевая разделить явь и фантазию. Затем в ее глазах проступает уже оформленная радость. Просыпаясь в их общем доме, Люси выглядит счастливой.
Борис обязан выйти из этой войны победителем.
Юко, ловя в отражении на окне собственный размытый силуэт, только отворачивается.
Комментарий к «Недостающий элемент» (Борис, Юко)
Что может быть лучше, чем писать драбблы в час ночи?
========== «Смелость жить» (Сашка) ==========
— 2018 год, лето.
— Карамельное яблоко. Будешь?
Ловкие пальцы выхватывают сладость быстрее, чем могла бы дотянуться недлинная детская рука, и с большего расстояния, чем необходимо при контакте. Странность срабатывает как всегда идеально, и Сашка, надрывая обертку, скоро наслаждается вкусностью, попутно сверкая желтыми глазами. Вспоминаются уроки, полученные от наставника. Наконец, девчушка говорит:
— Спасибо.
Но зыркает все так же внимательно и настороженно. Принюхивается, как котенок, переданный в руки незнакомцу. Притирается. Ей любопытно, конечно; она знает, что этот человек отличается от тех, с кем обычно она связывается, и он ни на кого не похож. Ну, может быть, немножко на Максима, но Максим — это святое, а человек напоминает его разве что терпением. Так-то они разные.
Он чуть улыбается, когда Сашка вкрадчивой пружинистой походкой подбирается ближе. Городские повороты и выпяченный гордо мост; его настил отражает солнечные лучи, Сашка часто моргает и обкусывает карамель. Светлые волосы заколоты на затылке. Голубое летнее платьице колышется подолом, когда проносится свежий ветер.
Ее спутника присутствие навязчивой особы ничуть не стесняет. Они идут до кафе, потому что в кафе, как помнится, часто собираются все эти важные типы, которых Сашка запомнила по именам и примерно, на уровне ассоциаций, — по странностям. Не то чтобы они ей не нравились, ей просто не так важно, кто они. Как и в отделении, которое этим летом Сашка покинула. Временно, конечно. Им так просто от нее не избавиться. Но все равно непривычно.
— Скучаешь по дому? — спрашивает человек участливо.
Сашка не видит причин быть с ним откровенной. Врать, в принципе, тоже незачем. Она дергает левым плечом.
— У меня нет дома, — равнодушно отвечает девчонка. На языке приторной сладостью тает яблочный привкус. Сашка любит сладкое, оно всегда разнообразно. Конфеты, например, различаются по начинке, а леденцы — по содержанию химических добавок. Вредно, но вкусно. Всегда их есть не получается, но Сашке и не нужно что-то на «всегда».
— Вот как. А семья?
— Все погорели. Я их не помню.
Прошлое Сашка не ставит на пьедестал святыни. Ей-то что с отсутствия родственников? Нет, понятно, кому-то (вроде Сухаря) нужна родня, чтоб присматривать и пыль счищать, но Сашка и сама мыться умеет, а расчесать ее и Максим может, мог, когда волосы еще длинными были. А для прочих вещей есть ребята из отделения. Люди, приносящие еду, и место, где можно спать. Сокрушаться о провале на месте иллюзорного понятия «детство» Сашка не намерена.
— Ты не выглядишь одинокой. Наоборот, такая независимая девочка.
Сашка поднимает светлые брови. Под кедами сереет ослепительно асфальт, и город тонет в солнечном свете, словно пронизанный вниманием софитов. Тут ярко. Невыносимо для таких, как слабовидящие Паша или Сугу, но для зоркой девчушки — вполне себе ничего так.
— А че мне от них зависеть? — не понимает она. — Без них не помру.
О смерти и риске она не думает тоже. Как-то не получается. Жизнь Сашки — это непрерывные строчки картинок, колоритных и отчетливых, и в постоянно меняющихся очертаниях ей не остается пространства на загоны. Печалиться Сашка умеет не лучше, чем Юко — злиться.
— Может, это и хорошо. Пока ты не замечаешь, тебя меньше ранит, — задумчиво говорит человек. Его тень кажется рябистой и бледной. Тень Сашки меньше и активнее, при ходьбе она чуть подскакивает. — Рано или поздно… не боишься повзрослеть?