Впервые за много лет их дом кажется праздничным. Сугу смотрит на Лесю, и его аура мерцает таким чувством, что гимнастка точно покраснела бы, если б могла это увидеть и понять. Юко оглядывается. Сердцу больно, но душе хорошо.
— Я подарки принесла, — заявляет Леся. — Тут, правда, ещё Саше, Мефу и прочим ребятам из отделения, но ваши тоже тут. Только дождёмся Нового Года, окей?
Юко улыбается ей, стараясь, чтобы губы не дрожали. В бестолковой яркости мишуры ей всё мерещатся голоса родителей, эхом затихающие со словами «счастливого праздника». Аня дрожащее улыбается и скорее утыкается взглядом в салат, чтобы не выдать болезненного, ломкого счастья, накрывшего её с головой.
Наверно, это впервые за много лет, когда они с братом не становятся безудержно одинокими в последний час уходящего года. Наверно, это наивно… но она всё равно счастлива.
***
В маленькой квартирке Йорека тихо.
Он даже телевизор не включил. Просто сидит, сгорбленный, на краю кровати и смотрит в окно. За ним видом предновогодним пестреет Авельск, такой красочный, сияющий, восторженный. Прелестный город тогда, когда не обращает своё губительное внимание на сотни ютящихся под его кровом странных. Нормальным людям, должно быть, хорошо здесь жить.
Нормальным — не ему. Йорек не пессимистичен, он не ноет и сопли не распускает; он существует на общих условиях, он договаривается с жизнью, как может. У него нет проблем. И переживать не о чем.
Только в праздники на него находит странное настроение. Он не называет это тоской, потому что тоска — это когда сердце воет. Он не называет это грустью. Он даже одиночеством это не смеет называть; да, он одинок, но это не давит на него и не даёт поводов мучиться. Наверно, его чувства — лёгкие сожаления, потому что вся эта праздничная атмосфера никогда его не касается.
Он ладит с некоторыми сверстниками, может пройтись с ними по барам, отметить где-нибудь новый Год, но в чём толк, если веселья так и не почувствует? Йорек на улицах видит счастливые семьи и сторонится их, с настороженным любопытством существа, не знавшего ласки, он разглядывает их улыбки. Праздновать в кругу близких — приятно, наверно. Ему сложно это понять. Он, может, понять хотел бы.
Но близких-то у него нет.
Йорек всё-таки щёлкает пультом. Всплывают цветные изображения, сцена, украшенная снежинками. Какой-то концерт. Детские голоса выпевают зимние песенки, украшенные нотами новогодней романтики, над их головами омела, под их ногами искусственные сугробы. Позади декорации с ёлкой, обмотанной цепочками свечек, груды подарков и сани деда Мороза. Милая старая сказка, которой восхищались в своё время все дети.
Йорек ребёнком никогда не был. Волшебства Нового Года ему не понять; ни смысла подарков именно в этот вечер, ни очарования ностальгической музыки, ни восторженности от мандаринов. Интернет сыплет тематическими постами, постоянно упоминаются игрушечные украшения для ёлки, те же злосчастные оранжевые фрукты, вечера в кругу семьи — всё, что у нормальных людей ассоциируется с последним праздником. У Йорека ассоциация единая — эта тихая квартирка, снег, мягкими хлопьями липнущий к окну, искрящийся под светом ближайшего фонаря, и далёкие образы гирлянд, развешенных на деревьях соседнего парка.
Скучно. Ему редко бывает нечем заняться, но сейчас наступает тот самый момент. Йорек ложится на спину, смотрит в потолок и со вздохом подносит к лицу смартфон. Та же вереница новостей в ленте — бесконечные шутки на тему Нового Года. Ску-у-учно. Заняться нечем.
Он мог бы прогуляться, но на улицах сейчас всё принадлежит им, этим новогодним людям, их сиянию и танцам, а Йорек мрачной призрачной тенью будет лишним. Может, конечно, пройтись, но атмосфера отторгнет его, как врага, и заметёт его злыми снегами. Всё равно, если мир его принимает; просто сейчас ему никуда не хочется. Хочется закрыть глаза, открыть их — и чтобы уже настало завтра.
Но сон тоже не торопится к его печальному сознанию.
Вибрирует телефон. Йорек неторопливо проверяет почту. Сообщение там одно, и оно составлено как-то неловко, не в стиле того человека, от которого пришло. Чего она так разнервничалась, когда это писала? Йорек улыбается было в пустоту, но потом доходит до последней строчки… встаёт. Ему требуется минуты две, чтобы всё осмыслить, и он пишет ответ, промазывая мимо букв и надеясь, что его слова будут звучать как-нибудь складно. Затем спешит в прихожую одеваться.
Новый Год… может быть, в этот раз он встретит его не один.
***
Душевные посиделки в отделении проходят неплохо. К сожалению, у странных редко бывает всё идеально в семьях; то ли тому виной существование странностей, то ли сами люди, решающие отдаляться от обычных граждан, но всё приобретает оттенки потерянности. Так что праздники проводятся и в отделениях, и тут даже достаточно людей, чтобы организовать нечто приятное.
Напитки. Еда. Некоторые скромные развлечения. Достаточно всего, чтобы встретить Новый Год в нормальной ситуации, не слишком загоняясь по поводу собственного одиночества.
Прошлый праздник Мефодий не встречал со своей девушкой. Так получилось, что он с подростковых лет привык к справлению всяких торжеств без кого-либо, а у Тины были строгие родители, её бы просто не отпустили. Тихая, милая, скромная девушка ни за что не пошла бы против отцовской воли — так думал Меф, а потом, после боя курантов, она оказалась у дверей его гаража с подарком в руках и решительным намерением посидеть в этот вечер со своим возлюбленным. Она была безумно прекрасна в тот миг. Мефодий даже поверил, что любит её всей душой.
Они тогда провели вместе всю ночь — без чего-либо пошлого, конечно, Тина была слишком юна. Они смотрели новогодние фильмы, болтали, пробовали принесённую еду. Мефодий подарил ей настоящее колечко механическое; оно двигалось, когда ей того хотелось. Его странность может принимать разные формы, и эта лишь одна из немногих. Тина была в восторге. Она вообще была счастлива в тот день. Он тоже.
Если бы в прошлом году она не…
— Редко увидишь тебя кислым, — говорит кто-то с насмешкой. Рядом с ним стоит Сашка. Кто-то додумался переодеть её в платье Санта Клауса, версия для девочки; в сочетании со светлыми волосами это смотрится неплохо. В опущенной руке Сашки настоящий праздничный мешок, и механик подозревает, что там вовсе не подарки. Скорее всего, что-то стащенное.
Пробормотав что-то типа: «Ща погодь», девчушка запускает в свой мешок руку. Как и ожидалось, там что-то шуршит — сладостей успела натаскать непоседа этакая. Сашка извлекает из мешка длинный леденец-палочку с полосками разного цвета и суёт Мефодию. Меф рассматривает конфету, а девчонка уже отворачивается и собирается уйти, но он её тут же окликает.
— Спасибо, малышка. А это тебе.
Сашка таращит глаза, когда он достаёт из кармана подвеску. Нет, это больше похоже на кулон; выполненный в стиле стимпанка, как и всё, что Меф мастерит, он больше всего на свете не подходит нахальной девчушке-воровке типа Сашки. Кулон был сделан для Тины — но это уже не важно. Да и девчушка смотрит на подарок так, словно не может поверить.
— Держи-держи, — хмыкает Меф. — Может, носить пока не стоит, маловата, но прибереги.
Сашка кивает и на удивление аккуратно берёт подарок, забывая даже поблагодарить. Мефодий провожает глазами её удаляющуюся фигурку и закрывает лицо ладонью. Встаёт. Он больше не хочет здесь находиться.
Это всё так глупо вышло. То, что Тины уже нет. То, что он в этом виноват. То, что именно сейчас воспоминания наваливаются с новой силой, и ему не хочется видеть никого — только куда-нибудь уйти, где он будет один. И одновременно с этим не хочется оставаться в одиночестве.
Мефодий идёт в свою мастерскую, игнорируя всех встречных. Заходит. Двери захлопывает. Тихим клёкотом, скрипом, скрежетом приветствуют его одушевлённые механизмы, терпеливо ожидавшие хозяина и создателя своего в ангаре. Меф проходит к столу с проектами, но рука держит карандаш неровно, и он сдаётся — бесполезное занятие. Он отбрасывает идею заняться делами и просто садится, прислонившись спиной к стене, даже куртки не сняв. Здесь тепло, но он всё равно мёрзнет.