— Изабелла, а кто еще собирается в Орландо? — невинно интересуюсь я. — Неужели только мы вшестером поедем? Наша группа очень большая, и странно, если хотя бы половина из нас не воспользуется такой уникальной возможностью побывать на конгрессе такого масштаба, — пытаюсь я оправдать свое непраздное любопытство не столько перед Изабеллой, сколько перед самой собой.
— Поедем только мы, — Изабелла говорит с полной уверенностью в голосе, и мое сердце предательски замирает. — Наши магистры заняты в лаборатории, а аспирантам нужно закончить написание статей до сентября, и Лорэн был в этом непоколебим. Кстати, Марию тоже никто не звал, но она сама напросилась.
Я игнорирую последнюю реплику о Марии и цепляюсь за упоминание о Лорэне.
— Неужели Лорэн тоже пропустит такой важный конгресс? — как бы между прочим спрашиваю я.
— Ну, Лорэн, может, и соизволит приехать, но этого никто точно не знает. Хотя… он разве не пленарный докладчик? — мы как раз заходим в наш офис, и Изабелла открывает программу конгресса на своем рабочем компьютере. В моем сердце поселяется надежда. — Если да, то он точно должен быть.
Она листает программу, и в ней действительно оказывается имя Лорэна в почетном списке пленарных докладчиков.
— Тогда почему он не летит вместе с нами? — уточняю я, хотя, впрочем, уже догадываюсь, в чем может быть причина.
— Кто? Лорэн? — Изабелла округляет глаза, будто я сказала несусветную чушь. — Зачем ему лететь с нами, если он может лететь без нас? Ты бы, небось, сама не торопилась лететь с нами, будь у тебя свой собственный джет.
— У него что, есть собственный самолет? — теперь приходит моя очередь удивляться.
— Откуда я могу знать? Но не удивлюсь, если есть. И по парочке любовниц в каждом городе в придачу, — добавляет Изабелла уже вполголоса. Она щурит глаза, в которых застыло любопытство вперемешку со свойственной ей подозрительностью, и продолжает изучать меня. — Может, тебе лучше спросить его секретаршу? Та, небось, знает о Лорэне больше меня. Наверное, и в джете его не раз побывала. Во всех его джетах. И не только, — добавляет Изабелла, и я покрываюсь испариной от косвенного упоминания Эмилии. Интересно, присутствие этой девушки когда-нибудь перестанет меня донимать?
В течение этой недели я видела Эммануэля только пару раз, и то мельком, и кто-то обязательно оказывался рядом, поэтому я так и не смогла обсудить с ним все еще волнующее меня внезапное повышение моей зарплаты. Я решаю пока не беспокоить его — он выглядит взволнованным и даже, не побоюсь этого слова, растерянным, а последнее ему, как я полагаю, и вовсе не свойственно. Какой же он все-таки неординарный и непредсказуемый человек. И это — его талант в управлении лабораторией, его гений в научной сфере, а также его умение разглядеть потенциал в своих студентах и всеми возможными способами вынудить их развивать в себе этот потенциал. Все, что я наблюдала за все пока еще короткое время моего постдока — это невероятный ум Эммануэля, его харизма и упорство в достижении целей. Но ох как мне жалко того несчастного, который осмелится перейти дорогу такому человеку. Интересно, на что способен Эммануэль для достижения своих целей? Этого я никогда не узнаю, но могу с уверенностью сказать одно: я еще никогда в жизни не встречала таких людей, как он. И как же я могу после этого не думать о нем? И что еще важнее: как же мне себя не выдать? Я будто сталкер, наблюдающий за предметом моего наваждения украдкой: тогда, когда меня не видно, тогда, когда никто не смотрит, тогда, когда он не наблюдает за мной. И что сказала бы Бетан, узнай она об этом? Может быть, она права, и я действительно попала в ловушку его неотразимого обаяния?
К счастью, подготовка к докладу для выступления на конгрессе немного отвлекает меня от неуместных навязчивых мыслей о моем начальнике. Как только я думаю о выступлении перед огромной аудиторией ученых, меня охватывает озноб, и я уже начинаю жалеть о своем решении читать доклад. Почему я просто не зарегистрировалась на презентацию постера? И зачем я вообще собралась на этот конгресс? Всему виной мои амбиции. А еще в этом есть вина Рустерхольца, который замолвил за меня словечко перед Эммануэлем, и последний согласился профинансировать мое участие в конгрессе. Проблема в том, что все, что я могу презентовать на конгрессе — это результаты моей диссертационной работы, которая никак не связана с моим постдоком и, соответственно, с лабораторией Эммануэля. У меня просто-напросто еще не может быть никаких результатов за время моей работы в его лаборатории, потому что я еще не успела ничего проанализировать и опубликовать. Обычно профессора ни за что не соглашаются финансировать презентацию работы, которая никак не связана с достижениями их лаборатории, но не в случае Эммануэля. В итоге мои мысли все равно возвращаются к Эммануэлю, который, по всей видимости, представляет исключение из всех правил, установленных не только в научном, но и в ненаучном мире.