Перед одним из таких залов, в котором сегодняшним утром будут читать доклады по теме «Молекулярные механизмы регуляции физиологических функций», уже собралась группа ученых. Многие все еще сонные участники стоят рядом с резервуарами с горячим чаем и кофе, в их руках пластиковые и бумажные стаканчики, которые, видимо, зависят от выбранного напитка.
Участников, читающих доклад этим утром, видно сразу за версту. В их взглядах читается напряжение, а также их выдает суетливость, недвусмысленно дающая понять, что докладчики волнуются перед презентацией результатов своей работы. Причем я замечаю такое волнение не только у совсем молодых, но также и у вполне взрослых ученых. Не означает ли это, что перед презентацией волнуется каждый, даже самый опытный докладчик? Эта мысль немного успокаивает меня. К тому же моя презентация поставлена на самый последний день конгресса, а до последнего дня на конгрессах остаются далеко не все участники. Многие ученые (убеждаю я себя), особенно приехавшие издалека, в последний день уже собираются уезжать, а значит, просто не смогут прийти на доклад, поставленный среди последних.
Я с интересом наблюдаю за группой волнующихся ученых, наглядно представляя себе, что уже очень скоро буду в их числе, но мое внимание резко привлекает до боли знакомая фигура. Высокий брюнет стоит вполоборота в отдалённом углу холла и как ни в чем ни бывало беседует о чем-то с высокой стройной девушкой. На девушке платье с неуместно глубоким декольте, которое, наверное, уже вскружило голову всей мужской половине конгресса. Эммануэль спокойно беседует с хорошенькой девицей, ни разу не оглянувшись на меня. На нем, как и часом ранее, все то же белое поло с расстёгнутыми верхними пуговицами и голубые джинсы. Каждый раз, когда я вижу Эммануэля, он одет очень презентабельно: дорого, но не слишком, расслабленно, но не чересчур. Но каждый раз что-то в его гардеробе выдает его стоимость в мою годовую зарплату.
На мгновение девушка, стоящая рядом с Эммануэлем, касается его предплечья, таким образом недвусмысленно демонстрирую, что она хочет ему что-то сказать. В свою очередь, Эммануэль по-джентельменски наклоняется ближе к своей собеседнице, чтобы услышать ее слова — даже несмотря на рост девушки, Эммануэль все еще слишком высок для нее. Будто пространства между этими двумя было слишком много, девушка решает и вовсе сократить расстояние, прильнув к Эммануэлю еще ближе. Мне не нужно быть психологом или даже слышать, что конкретно нашептывает ему уверенная в себе девица, чтобы угадать ее намерения. Вся ее поза, изгиб тела, выбранный наряд явно указывают на то, что ее интерес к Эммануэлю не только научный. Будто услышав мои мысли, девушка легко проводит рукой по его бицепсу и, опустив руку, касается его пальцев. Я чувствую, как от одной только этой сцены меня сейчас вырвет утренним завтраком, который я и так еле в себя запихала. Разве мы не находимся в публичном пространстве, к тому же среди ученых, где принято хотя бы выдавать себя за приличного человека? На самом деле флирт и заигрывания на конгрессах — это вполне обыденное явление, и в этом нет ничего предосудительного (конечно же, только если вы не женаты или не замужем). В противном случае скандал гарантирован, так как ученые — это весьма специфический народ, который не умеет держать язык за зубами.
Но, к моему удивлению (и, наверное, к еще большему удивлению девушки), лицо Эммануэля не выражает никаких эмоций. Такая невозмутимая реакция, несмотря на все попытки девушки заинтересовать Эммануэля, не может не удивлять. Какое же нужно иметь самообладание, чтобы так реагировать, а точнее, не реагировать, на флирт? Впрочем, какой флирт? Это уже даже не заигрывание, а открытое приставание. Хотя Эммануэлю, наверное, не привыкать, и со временем все внимание, которое он, несомненно, регулярно получает от представительниц прекрасного пола, ему вполне могло наскучить, что и объясняет столь холодную реакцию на хорошенькую девушку. Или, может, он просто гей?
Внезапно меня охватывает злость на Эммануэля — то есть, получается, он вот так запросто доводит меня до отчаяния, заставляет сомневаться в себе и в своей адекватности, а сам времени даром не теряет, и об угрызениях совести здесь даже речи не идет. От дальнейших мыслей в этом направлении меня отвлекает пара ярко-голубых глаз, которые, оказывается, смотрят на меня то ли изучающе, то ли с некоторой долей насмешки. Как долго я уже таращусь на Эммануэля и его пассию? Как долго он наблюдает за тем, как я наблюдаю за ним?