Эммануэль сидит за своим столом. На нем выглаженная белая рубашка, верхние пуговицы расстёгнуты. При виде его я сглатываю, и мое сердце готово вырваться наружу. Он поднимает на меня свои голубые глаза, и мне кажется, что я готова ко всему. Но ошибаюсь.
— Как ты себя чувствуешь? — он встает из-за стола, подходит ко мне и смотрит с неподдельным беспокойством.
— Я… нормально.
Он смотрит на меня, несомненно, ожидая дополнительной информации.
— Ты, как всегда, очень разговорчива. Почему я никогда не могу добиться от тебя правды? Ты не слышишь или не слушаешь, игнорируешь все правила техники безопасности, ты делаешь абсолютно все, чтобы вывести меня из себя, — я вижу, как постепенно его первоначальное беспокойство за меня уступает место тихому гневу, и он начинает напряженно расхаживать по своему кабинету быстрым шагом. — Ты ведь совершенно не понимаешь, что натворила, верно? Ты хоть осознаешь, что тебя за это ждет?
Я чувствую, как у меня отвисает челюсть. Но я слишком ошарашена, чтобы вымолвить даже слово.
— Я не понимаю, в чем моя вина, — наконец признаюсь я.
Он опять подходит ближе ко мне, и я инстинктивно делаю шаг назад.
— Ты издеваешься надо мной? — Эммануэль устремляет на меня свой свирепый взгляд, и его синие глаза горят ярким пламенем. — Ты, глупая, зашла в задымленное помещение, вместо того, чтобы включить пожарную сигнализацию. Ты хоть понимаешь, что могла погибнуть? Я случайно увидел тебя по видеонаблюдению. Если бы я тебя не увидел…
Эммануэль не заканчивает свою мысль, но я и так понимаю, какое продолжение следует за его «если». Я сглатываю достаточно шумно, чтобы он не услышал.
— У тебя совсем нет инстинкта самосохранения? Зачем? — он вскидывает руки и нервно приглаживает свои волосы. — Ну скажи мне, зачем ты пошла туда? Просто скажи, — уже умоляюще произносит он. Он сжимает челюсти так, что я слышу скрежет его зубов.
— Эммануэль, — наконец произношу я, — мне показалось… я подумала, что могла не выключить сушильный шкаф с посудой. Я… я не была уверена, я просто хотела убедиться в том, что…
— В чем ты хотела убедиться, а? — не дает он мне закончить. Он опять отходит от меня и разводит руки в стороны. — И да, ты права, шкаф оказался включен, посуда обуглилась, но все обошлось.
— Тогда хорошо, — я пытаюсь обхватить себя руками, чтобы хоть как-то защититься от надвигающейся на меня фигуры.
— Хорошо? Ты сейчас серьезно? Ничего не хорошо. Скажи спасибо, что больше никто не пострадал. И да, я скрыл от полиции факт твоей причастности. Ты хоть понимаешь, какое наказание грозило бы тебе за нанесение ущерба лаборатории вследствие халатного отношения к работе и нарушения техники безопасности?
Я еще никогда не видела его в такой ярости. На секунду мне кажется, что он вот-вот вцепится в меня и задушит. В мгновение я вскрикиваю и отпрыгиваю от него в сторону. Его реакция не заставляет себя долго ждать.
— Ну, наконец, хоть какой-то инстинкт самосохранения в тебе все же присутствует.
— Это не я, Эммануэль. То есть я не уверена, что это именно я не выключила шкаф, — мои руки сложены в молитвенном жесте, словно я хочу сказать ему: «Поверь мне», — а точнее, я даже не помню, чтобы вообще включала его.
Я совсем запуталась в собственных показаниях. Правда в том, что я не совсем помню, что конкретно произошло со мной в той задымленной лаборатории. На мгновение я увидела силуэт человека. Мог ли он мне привидеться? Посчитает ли Эммануэль, что я совсем выжила из ума, если я расскажу ему об этом?
— Эммануэль я только для моих коллег, — его невозмутимый голос возвращает меня в реальность, — а для тебя я профессор Лорэн. И ты здесь больше не работаешь. Даю тебе неделю, чтобы окончательно собрать свои вещи. Через неделю твой доступ на кафедру будет аннулирован. И чтобы я тебя даже не видел рядом со своей лабораторией.
Я отказываюсь верить в то, что слышу.
— Я… я прошу вас, выслушайте меня. Это все лишь недоразумение. Я ничего не сделала.
— Да, именно так. Ты ничего не сделала, чтобы помочь себе. Вместо этого ты ждешь, что кто-то возьмет на себя ответственность за твои действия. Так вот, моя дорогая, такого не бывает, вот тебе наука на будущее. Я не подаю иск только потому, что, насколько я знаю, это твой первый промах. Скажи мне за это спасибо и проваливай.
Только сейчас я осознаю, что все это время по моему лицу текут слезы. Как может один и тот же человек в один момент столь искренне беспокоиться за меня, а через минуту уже быть настолько холодным и безразличным? Я делаю вдох, и у меня вырывается всхлип. Глаза Эммануэля поднимаются на меня, и я вижу, что он хочет что-то сказать. Но я уже настолько сыта всем этим издевательством, что уже просто не выдерживаю. На трясущихся ногах я выбегаю из кабинета Эммануэля в надежде, что никогда в жизни его больше не увижу.