Эммануэль залпом опустошает свой бокал и молча уходит, оставляя меня гадать, что на самом деле произошло с его отцом, и какое отношение имею ко всему этому я.
Глава 25. Решение
Я возвращаюсь в большую гостиную и вижу, что гости разделились на небольшие группы и разговаривают вполголоса, держа в руках бокалы. Я решаю тоже взять бокал, не планируя пить вино, просто для того, чтобы присоединиться к своим знакомым. Но ко мне сразу подходит один из водителей мерседесов, я видела его в другой машине. У него необычная внешность — совершенно белые волосы, брови и ресницы, при этом радужная оболочка глаз светло-зеленая, поэтому, очевидно, он не альбинос, как я подумала сначала. Он наклоняется ко мне и очень тихо произносит:
— Меня попросили отвезти вас в Бостон. Следуйте за мной, пожалуйста.
Какая организованность. Видимо, Эммануэль не собирается терпеть меня дольше положенного, и предел его терпения приходится как раз на этот момент. Я и сама не считаю для себя возможным оставаться в этом доме ни минутой дольше.
Я следую за водителем, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. Мне кажется, что все негромкие разговоры в гостиной сразу смолкают. Я поворачиваюсь, чтобы кивнуть Изабелле, Марии, Бруно и Вуну, и вижу их удивленные глаза. Я не знаю, подозревают ли они меня в чем-то предосудительном, но их взгляды говорят сами за себя. И единственное, о чем я сейчас сожалею, это то, что мой отъезд мог бы быть не таким демонстративным.
— Мы заберем ваши вещи, и потом я доставлю вас домой, — говорит мне водитель, как только мы садимся в машину.
Пока мы едем в Бостон, я решаю привести свои мысли в порядок, успокоиться и разложить все по полочкам.
Так, о чем я сегодня узнала? Во-первых, Рустерхольц мертв. А это значит, что мне не придется свидетельствовать против него в суде, и я вообще больше никогда его не увижу. И это хорошие новости. Я не позволяю себе чувствовать угрызений совести по этому поводу. Во-вторых, я совершенно точно уверена в том, что Эммануэль причастен к его смерти. А вот как к этому относиться, мне не совсем понятно. Могла ли быть смерть Рустерхольца простой случайностью? Я думаю, нет. Стоит ли мне потребовать у Эммануэля ответить на мои вопросы? Расскажет ли он мне всю правду? В чем я уверена, так это в том, что этот человек не остановится ни перед чем: у него есть деньги, связи, власть. А еще в нем есть какая-то внутренняя ярость. И если он тогда решил избавиться от Рустерхольца, то вряд ли бы вдруг передумал. В связи с чем напрашивается следующий вопрос: причастен ли Эммануэль, в свою очередь, и к тому, что случилось с его отцом? Это, конечно, звучит чудовищно и маловероятно, но, если отбросить все эмоции, насколько хорошо я знаю Эммануэля? Если вспомнить все то, что мне так усердно пыталась вдолбить Бетан, Эммануэль обладает невероятной эрудированностью и умом (и это неудивительно — он всемирно известный ученый), обаятелен и авторитарен, но в то же время опасен, он манипулятор и лишен всякой эмпатии. Насчет последних качеств я все же склонна сомневаться, или мне просто не хочется смотреть правде в глаза.
Так на что все-таки пойдет такой человек ради достижения своей цели? И какова его конечная цель? По правде говоря, несмотря на то, что мне удалось немного пожить с этим человеком в одном доме, я так и не успела узнать его как следует. За исключением некоторых моментов слабости, Эммануэль не подпускал меня к себе на расстояние вытянутой руки.
В таких мучительных размышлениях я доезжаю до Бостона.
В ускоренном темпе и абсолютно игнорируя все свои чувства и эмоции, я собираю вещи, которые уже так удобно разместились в особняке Эммануэля и словно не рады покидать прекрасный замок и возвращаться в старую обшарпанную халупу.
Я совсем перестала понимать Эммануэля: неужели ему так сложно было потерпеть меня на поминках своего собственного отца? Кроме нас, там была еще уйма народа. И неужели мой отъезд из его дома должен происходить вот прямо сейчас, в день похорон?
Я решаю не углубляться в эти мысли больше положенного: чужая душа — потемки. К тому же, действительно, каждый горюет по-своему. Возможно, Эммануэлю нужно побыть в одиночестве, и я больше не желанная гостья в его доме. И все же ощущение отверженности больно ранит меня в самое сердце. Я поспешно вытираю предательски выступившие слезы и стараюсь как можно скорее покинуть это место.
Водитель помогает мне загрузить чемодан в машину и отвозит меня домой.
В моей квартире грустно и одиноко, и даже две орхидеи, единственные живые существа, которые были в состоянии выжить у меня даже во время аспирантуры, и те потихоньку приходят в упадок. Я сажусь за свой маленький рабочий стол, подпираю голову руками и продолжительное время просто сижу, уставившись в одну точку. Отсутствие любых эмоций и полнейшую растерянность я могу объяснить только одним — своим шоковым состоянием, связанным с подозрениями, которые, возможно, даже беспочвенны. Что бы на моем месте сделала Бетан? Позвонила бы в полицию? Уволилась и убежала бы на обратную сторону земли? Какое место находится дальше всего от Бостона? Новая Зеландия? В конце концов, Бетан потребовала бы от Эммануэля ответить на все наболевшие вопросы. Она бы заняла укрепленную позицию и не отступила бы ни на шаг, пока не услышала бы всю правду. Но я также отдаю себе отчет в том, что просто не могу поверить в то, что Эммануэль может быть причастен к этим смертям. Я почти уверена, что есть какое-то логичное объяснение случившемуся, и мои подозрения смехотворны и беспочвенны, и однажды мы все от души посмеемся над ними.