— Может, ты хотя бы на пять минут расслабишься и перестанешь думать о побеге? — не оглядываясь, спрашивает он меня таким тоном, будто это я виновата в том, что сейчас здесь сижу. — Пожалуйста, давай просто поедим, а потом мы поговорим и решим, что нам делать, — добавляет он уже мягче, видимо, чтобы немного ослабить напряженность ситуации.
Я все еще молчу. Я обещаю себе, что, если мне удастся вырваться из этой передряги живой, я никогда в жизни не буду больше ни на что жаловаться. Я повторяю эту мантру-молитву про себя. Тем временем аромат лазаньи и сыра наполняют кухню, и я внезапно понимаю, что очень проголодалась. Эммануэль приносит мне тарелку с порцией лазаньи, посыпанной сыром, с листочком базилика в качестве декора, и ставит ее на стоящую передо мной большую зеленую подстановочную тарелку. Во второй руке у него прозрачный кувшин с узкими гранями, на широкой металлической ножке, наполненный свежевыжатым апельсиновым соком, который он сразу же наливает мне и себе в бокалы. Интересно, если бы он действительно планировал от меня избавиться, суетился бы он так, чтобы меня накормить? Или он решил угостить меня последней трапезой?
Эммануэль возвращается со своей порцией лазаньи и, не проронив ни слова, мы приступаем к еде. Когда я начинаю есть, то понимаю, насколько голодна была все это время. Эммануэль изредка поглядывает на меня, будто хочет убедиться в том, что я все еще здесь.
— Как тебя лазанья? — прерывает он наше неловкое молчание.
— Очень вкусно. Передавайте Анне от меня спасибо, — еле слышно отвечаю я, подняв на него глаза.
— Обязательно передам, — у него непроницаемое лицо. — О чем ты думаешь? — после небольшой паузы продолжает он, все так же стараясь контролировать мои мысли. — Я никогда не могу быть уверенным в том, что происходит в твоей голове, ты абсолютно непредсказуема.
— Это я-то непредсказуема? — спрашиваю я громче, чем хотела. — Вы привезли меня сюда без моего согласия. Как я, по-вашему, должна себя чувствовать?
Его напряженный взгляд вызывает у меня легкий озноб.
— Я понимаю, насколько неприятна для тебя вся эта ситуация — я тебя украл, прямо как Аид Персефону. Поверь мне, я тоже не испытываю радости от того, что сделал, — произносит Эммануэль с досадой. — Знаешь что? До того, как ты пришла ко мне сегодня утром я уже планировал, как буду собирать свои вещи, чтобы уехать прочь из Бостона. Я обдумывал, как именно объясню свой отъезд на кафедре. Я собирался оставить здесь все: свою карьеру, лабораторию, дома, студентов. А знаешь почему, моя дорогая? — я слышу боль в его голосе. — Потому что я не могу больше так жить. Это сводит меня с ума. Так что сейчас мы с тобой поговорим начистоту.
Его руки спокойно лежат на столе и, несмотря на странные слова, сказанные Эммануэлем, он производит впечатление человека, спокойно обсуждающего что-нибудь на деловой встрече.
Наступает молчание. Эммануэль глубоко вздыхает и, видимо, решает не продолжать.
— Что именно сводит вас с ума, Эммануэль? У вас есть абсолютно все, чтобы быть счастливым.
Он усмехается и смотрит на меня так, будто я сказала несусветную глупость.
— У меня нет тебя, — произносит он тихо, и это окончательно сбивает меня с толку. — Ты сводишь меня с ума.
— Я вас не понимаю, — растерянно произношу я.
Когда он вообще успел заинтересоваться мной? Мы знакомы всего ничего. Другое дело — я. Как часто за эти полтора месяца моего постдока в лаборатории Лорэна я мечтала, чтобы он хотя бы однажды взглянул на меня с восхищением.
Словно прочитав мои мысли, Эммануэль отвечает на мой безмолвный вопрос:
— А ты точно уверена в том, что мы с тобой так мало знакомы? — он со вздохом откидывается на высокую спинку стула. — В тот день, когда я увидел тебя впервые, моя жизнь превратилась в сплошной ад. Как сейчас помню, четыре года назад, ты тогда только начала аспирантуру, — на лице Эммануэля неожиданно появляется подобие грустной улыбки. — Я до сих пор вижу, как ты входишь в кабинет Альварес, чтобы подписать какие-то бумаги и задать кучу ненужных вопросов. Так вот, с того самого дня, как я тебя увидел впервые в том проклятом кабинете, мне не было ни минуты покоя. Моя душа будто возродилась в мире живых, но в следующую же секунду свалилась замертво. Как ты думаешь, каково это — жить во тьме и никогда не видеть света, и вдруг познать свет, а потом снова очутиться в темноте? — взгляд Эммануэля тяжелый и задумчивый. — Зачем я тебе все это рассказываю? Ты даже не понимаешь, о чем я.