Рахманов перебирал на столике, перед проигрывателем, стопку пластинок.
Приковывал внимание книжный шкаф, конечно, не столько шкаф, сколько его содержимое ― книги, подобранные, скорее всего, по достоинствам полиграфическим ― это разодетые в роскошные переплеты тома Толстого, Достоевского, Майна Рида, Лескова, Пушкина ― книжный шкаф будто силился сказать, что здесь чтится и духовное.
За дверями послышался голос лоточницы; вначале громкий, отчетливо слышимый, он тут же затих. И почти одновременно за спиной ― я продолжал разглядывать библиотеку ― грянула музыка. Рахманов заговорщически, скосив взгляд на дверь, приставил палец к губам: мол, не станем подслушивать чужие секреты. Пластинка содержала запись эстрадной музыки тридцатых годов. Мы расположились по обе стороны стола. Вот так, лицом к лицу, сидели мы с Рахмановым, тогда молодым учителем физкультуры, в карповском "ресторане". А за окном, грохоча по колдобистому шоссе, проносились юркие полуторки и массивные с обликом доисторических рептилий ЗИСы. Также наяривала музыка ― на возвышении, в углу "ресторана", приезжий, завязший в эвакуации аккордеонист играл жалостливое вперемежку с песнями военных лет. Орлиный профиль Рахманова вырисовывался контрастнее нынешнего, а в юноше напротив трудно было бы, пожалуй, представить располневшего с брюшком мужчину ― меня. В "ресторан" затащил меня Рахманов. Конечно, приглашение поужинать накануне моего отъезда на учебу, с Рахмановым, кумиром местной молодежи, что-то значило! Рахманов был в хорошем настроении: заказал "фирменный бефрахманов", оказавшийся обыкновенным гуляшом, "грогу", то есть кружку пенистого бочкового пива. Запивая "бефрахманов" кружкой "грога", он вспомнил давнишнюю,успевшую порасти быльем, историю о лягушках. Обрушился шквал вопросов: почему лягушки? Почему зеленые лягушки? Кому пришла в голову идея о лягушках ― мне или Жунковскому? Кто надумал насолить физичке ― я или Жунковский? Почему физичке? Кто осуществил идею? Говорят, что взвалил вину на себя Жунковский. Кстати, где он? Где Жунковские вообще? Захмелев чуточку от "грога", отвечал я подробно. И лишь серия вопросов о Жунковских ставила в тупик. Дело в том, что после того дня, когда полуторка с Жунковскими в последний раз пронеслась по карповскому шоссе, от тех не поступало почти никаких вестей. "Почти" ― несколько толстых писем в год отъезда с подробным рассказом о приключениях, потерях и обретениях в пути, семейной фотографией, запечатлевшей Жунковских на фоне железнодорожного вокзала... Рахманов, интересуясь историей о лягушках, таким образом подступал к беспокоившей его теме. Он постеснялся спросить напрямую о Виолетте Жунковской, он старался выжать нужную информацию о ней, не выдавая сокровенное. Но, если бы я знал тогда сам, где Жунковские... Рахманов в избытке нахлынувших чувств тут же в "ресторане", перемигнувшись с аккордеонистом, затянул застольную. "Налей, Бетси, грогу стакан, последний в дорогу..." ― пел Рахманов, пел уверенно, здорово, настолько, что внимание в "ресторане" вмиг сфокусировалось на нем: люди дружно повернули головы в нашу сторону ― спросить напрямую о Виолетте не осмелился, а за песню принялся без тени робости! И где! В людном "ресторане". В здравом уме ― не мог же, право, захмелеть от кружки пива? Казалось, Рахманова и аккордеониста подхватила стихия песни и понесла, понесла вперед... "Бездельник, кто с нами не пьет?.." ― вдохновенно импровизировал Рахманов, и, пожалуй, не смог бы предположить кто-то тогда, что судьба его сложится иначе, что ему не суждено выйти в артисты, если бы волею чуда из "ресторана" тогда я перенесся в сегодняшний день, увидев Рахманова в регалиях майора милиции ― не поверил бы, счел бы такое противоречащим естественному порядку вещей.
Ситуация в "ресторане" и в квартире лоточницы, а между ними спрессованы почти тридцать лет!
Рахманов сидел, не то слушая музыку, не то погрузившись в свое. Зевнул. Похлопал ладонью о краешек рта ― нет, между тем учителем физкультуры и сегодняшним Рахмановым было мало общего.
Я отвлекся, не заметил, как вошла лоточница.
― Переговорила ли с мужем? Пока не удалось. Но муж позвонит сам. Скоро. Вот-вот. Через десять-пятнадцать минут.
― Пятнадцать минут? ― уточнил Рахманов.
― Так велел он сказать, ― подтвердила женщина.
― Время терпит, ― повторил Рахманов, ― подождем.