Час от часу не легче, на костер мне тоже как-то не хотелось, я не Жанна д'Арк. Неужели в Англии правда костры были? Я и не знала.
Но не задавать же эти вопросы насмешникам, потому я спросила другое:
— И как долго мы будем облагораживаться?
— Я же сказал: к зачету вернуться успеешь.
А потом были тренировки вперемежку с изучением истории Англии и родословной Тюдоров, обучение придворному этикету «по-средневековски», тогдашним танцам и умению носить на себе полцентнера всякой дребедени, составляющей костюм придворной дамы. Это, пожалуй, оказалось самым трудным. Смотреть на парней с подвязанными под коленками бантиками в белых чулочках и множеством рюшей без смеха невозможно. Лично мне так везде жало, давило, терло, было страшно неудобно, и только громадным усилием воли удавалось сдерживать себя, чтобы не оборвать множество пыльных тряпок, лично для меня явно лишних, но, по мнению костюмеров, совершенно необходимых.
Я знала, что объявлю на весь мир, когда вернусь: «Милые дамы! Цените наш нормальный европейский прикид! Мы живем по-человечески, лучше толкаться в метро в джинсах, чем ездить в карете в робе (роб — это платье на немыслимом каркасе из прутьев)!». Будь моя воля, я бы быстро научила этих из шестнадцатого века носить человеческую одежду, но, предвидя такие поползновения, с меня взяли не просто честное слово, а страшную клятву, что не буду вмешиваться в естественный ход развития исторического костюма. Убедить удалось не сразу, но постепенно я прониклась и мысленно махнула рукой: ну и пусть маются со здоровенными сооружениями вокруг талии, если не хватает ума от них отказаться!
Мудрый Соломон прав: проходит все, пройдет и это. Прошло, закончилось, отмучились… или мучения впереди? Как бы то ни было, наша основательно поредевшая группа из пяти человек — я и четверо парней — переправилась! Переход описывать не буду, не для слабонервных, но мы выжили. Я поняла, что многодневные тренировки в горах были не ради того, чтобы занять наше свободное время.
Причем каждый из нас попал на свое заранее определенное место, то есть в чью-либо «шкуру», лично я ближе всех к объекту воздействия — будущей королеве Англии, а пока принцессе Елизавете, потому как стала Кэтрин Эшли, ее ближайшей наперсницей на много лет. Где остальные, понятия не имела, сказали, что узнаю, когда встречу.
Елизавета — дочь недавно умершего короля Генриха VIII и Анны Болейн, которую тот казнил за супружескую измену. Во король был! Надоела жена или родила вместо парня девчонку — в Тауэр ее, на эшафот; не понравилась на ощупь — развод; наставила рога — казнить! Синяя Борода, не иначе, шесть раз венчался, а любовницам и счета не было. Ему, значит, рога наставлять можно, а женам нет? И где, спрашивается, в этом Возрождении справедливость и права женщин? Пришлось скорбно констатировать, что никаких, но требовать их мне категорически запретили, чтобы не устроила сексуальную революцию раньше времени.
Вообще запретов было немыслимое количество. Нельзя все: вмешиваться в правила ношения одежды, в правила гигиены, питания, этикета, ни во что нельзя, даже если мне это совершенно не понравится. Я должна просто «подселиться» и защищать Елизавету. От кого и от чего, сказано весьма туманно: «В жизненных ситуациях». То ли ситуации слишком жизненные, то ли конспирация превыше всего, то ли наставники сами не знали, чего ждать. Мне показалось, что третье.
Я для себя решила, что должна помочь Елизавете тайно родить или, наоборот, не родить. Начитавшись в Интернете всякой всячины, помнила, что тайно рожденный сын Елизаветы, ни много ни мало, — Вильям наш Шекспир. Уже одно это делало миссию немыслимо важной. Все спорят о Шекспире, а я вот буду держать его маленького, голенького на руках!
Когда попробовала осторожно поинтересоваться об этом у Ивана (остальные насмешники, с ними тяжело), тот как-то чуть странновато пожал плечами:
— Не совсем так…
Снова конспирация! Я махнула рукой: на месте разберусь!
Рыжая бесстыжая…
Я смотрела на сладко спящую девчонку, волосы которой разметались по подушке. Эту рыжую я должна оберегать? Смотрела и пыталась понять, что к ней чувствую. Девчонка годилась мне в младшие сестрицы, но пока была совершенно чужой.
Она вдруг завозилась и что-то забормотала. Я прислушалась.
— Кэт… Кэтрин…
Почти машинально ответила:
— Да, дорогая…
Не просыпаясь, Елизавета нашла мою руку и прижалась к ней, сладко улыбаясь. Этот момент решил все. Она доверчиво прижималась к моей руке, словно вручала свою судьбу, и обмануть вот эту сонную четырнадцатилетнюю рыжую дуреху, выросшую без матери, я не могла. Уже знала, что действительно буду оберегать и защищать ее. Только бы удалось…