Мышцы лица отпустило, и королева широко улыбнулась ребенку, вызвав бурю эмоций окружающих. Красавица в пурпурном бархатном одеянии с распущенными по плечам рыжими волосами казалась англичанам спасением от всех бед последних лет, они готовы были на руках отнести новую королеву, правда пока только в… Тауэр, где ей полагалось дожидаться коронации.
Елизавета сама назначила коронацию на окончание рождественских праздников, справедливо полагая, что к этому времени народ будет уже весьма милостив ко всему. А до тех пор ей действительно полагалось жить в Тауэре.
За Елизаветой следовал Роберт Дадли, назначенный королевским конюшим, она пожелала видеть собрата по несчастью подле себя постоянно. У самых ворот Тауэра Елизавета живо вспомнила тот дождливый день Вербного воскресенья, когда ее привезли в тюрьму по приказу собственной сестры. Обернувшись к сопровождающим, она усмехнулась:
— Некоторым пришлось низвергнуться от правителей до заключенных этого места. Я же поднялась от пленницы до правителя. Первое было следствием Божественной справедливости, второе — Божьей милости…
Под орудийный залп, приветствовавший новую правительницу, она успела тихо поинтересоваться у Дадли:
— Не боитесь, Роберт?
Ответа Дадли она не услышала, его перекрыл звук канонады, но по губам прочитала:
— С вами, Ваше Величество?
Роберт был прав, рядом с Елизаветой, ставшей королевой, ему можно было не бояться ничего.
Два человека сделали совершенно верную ставку на младшую дочь короля Генриха — Роберт Дадли и Уильям Сесил. Оба остались рядом с ней до самой их смерти, оба немало повлияли на политику своей дамы, взаимно ненавидели друг друга и не представляли себе жизни без королевы Бэсс. Но какие разные роли играли эти мужчины при Елизавете!.. Сесил раз и навсегда стал главным ее советчиком в политических делах, Дадли — в альковных. Сесила она уважала, Дадли — любила. Оба сносили все выходки и терпели все недостатки королевы, но каждый по своей причине: Уильям, не желая терять возможность управлять Англией, направляя бурную энергию королевы Елизаветы в нужное русло, Роберт, не оставляя надежду стать королем. Первому удалось — век Елизаветы назвали золотым веком Англии, второму нет, хотя, «штатным» возлюбленным он остался навсегда.
И вот наступил день коронации.
Елизавета проснулась рано. Нельзя сказать, чтобы от волнения перехватывало дыхание, она уже привыкла к своему положению королевы, но одно дело таковой зваться и несколько другое действительно быть коронованной.
Красное бархатное, богато расшитое платье очень шло королеве, она выглядела много моложе своих лет и всем казалась девочкой, которую не тронули перипетии прежних королей.
Немыслимо богатое убранство Лондона, разодетые придворные, блеск украшений которых расцветил пасмурный день, множество празднично наряженного народа на улицах, самые разные живые картины, арки, флаги, крики восторга и приветствия — все слилось для Елизаветы в единый вал, поглотивший ее. Коронация в роскошно украшенном Вестминстерском аббатстве, где сама служба шла на латыни, а королева и ее приближенные произносили слова по-английски (почти сразу Елизавета распорядится проводить службы на английском — Божьи слова должны быть понятны всем!).
И вот на ее голове корона Тюдоров, сначала отцовская — великоватая, норовившая сползти, но почти тут же замененная на изготовленную специально для нее.
Королева! Королева Елизавета!
Значит, недаром были все тягостные дни в Тауэре, мучения в холодном, сыром замке Вудстока, терпение, терпение и терпение?.. Не зря она принесла в жертву своего родившегося (или неродившегося?) сына? Не зря столько училась и читала? Все было не зря!
Елизавета дождалась своего часа и теперь готова стать для Англии лучшей королевой в ее истории! Народ должен это знать!
— Пока вы просите меня, чтобы я оставалась вашей доброй госпожой и королевой, вы можете быть уверены, что я буду так стараться для вас, как никакая королева не старалась. У меня хватит воли и, я думаю, хватит власти. И верьте мне, что для безопасности и спокойствия вас всех я не пожалею, если надо, пролить свою кровь. Да отблагодарит Господь вас всех!