Она медленно повернула к нему лицо. За последние два дня он очень сильно постарел.
— Мне очень жаль, котенок, — просто сказал он.
— Мне тоже, папа.
— Мария, — Тед нервно заерзал по кровати, — Мария, я…
Она спокойно посмотрела на него.
— Папа, я не знаю, почему я это сделала. Просто… взяла и сделала.
— Ты нас так напугала! — Как бы ему хотелось взять ее сейчас за руку. Слова без прикосновений, казалось ему, были лишены какого-либо смысла. — Мария… котенок, почему ты не пришла к нам? Мы же твои родители. Ты всегда можешь рассчитывать на нас.
Взгляд ее глаз был тусклым, отстраненным.
— Как бы там ни было, — прошептал он, — я благодарю Бога за то, что пришел домой вовремя.
Она отвернулась. Тишину комнаты нарушали звуки больницы: шаги за закрытой дверью, дребезжание тележек, голос оператора, вызывающего врача. В дверь тихо постучали. Сердце Марии чуть не выпрыгнуло из груди: «Если это Майк, я…»
В приоткрытую дверь просунулась голова Германи. «Мария?»
Тед мгновенно вскочил на ноги.
— Доктор Вэйд не велел пускать посетителей.
— Ага, я знаю, мистер Мак-Фарленд. — Германи вошла в палату и закрыла за собой дверь. — Я сказала, что я ее сестра. Мария, мне уйти?
— Боюсь, Мария сейчас не в состоянии принимать гостей.
— Все в порядке, папа. Я рада, что она пришла.
Девушка медленно приблизилась к кровати, ее глаза моментально углядели перебинтованные руки. Германи повесила сумку на стул и села на кровать, поджав под себя ногу.
— Ты не пришла утром на наше место, а мы ведь договорились.
Мария слабо улыбнулась.
— Я была занята.
— Да уж, я вижу. Я позвонила тебе домой, и Эми сказала, что у тебя был приступ аппендицита и папа повез тебя в больницу. — Германи улыбнулась, на ее щеках показались ямочки.
— Я смотрю, тебе удалили аппендикс.
Мария подняла руки.
— Целых два.
— Ой, Мария…
Тед отошел от кровати и с удивлением наблюдал, как оживилась его дочь в присутствии подруги.
— Я так полагаю, ты сделала это сразу после моего звонка, да, Мария?
Мария закусила нижнюю губу.
— Немного позже.
— Боже, Мария, почему ты мне ничего не сказала! Я еще подумала, что ты какая-то странная. Почему ты не поговорила со мной, Мария? Я же твоя лучшая подруга!
— Я не могла… Все не так просто, как кажется. Все дело в том, почему я это сделала. Ты, ведь, не знаешь, что…
Слезы покатились у нее по щекам и закапали на подушку.
Германи, поддавшись импульсу, наклонилась и прижалась щекой к щеке Марии, ее гладкие черные волосы разметались по подушке и покрывалу. Тед было дернулся вперед, чтобы отстранить ее, но удержался. Он отошел, ошеломленный наблюдаемым зрелищем. Он стоял и смотрел, как Мария, подняв свои перебинтованные руки, крепко обнимала свою подругу. Он слышал, как они что-то шептали друг другу, видел, как Германи нежно гладила Марию по голове и целовала в щеку.
Германи выпрямилась и откинула волосы назад, на ее глазах блестели слезы.
— Ты должна была сказать мне, Мария. Ты же знаешь, что можешь рассказывать мне все. Я бы отговорила тебя от этого шага. Ничто не стоит того, чтобы кончать жизнь самоубийством.
— Я знаю… прежде всего я должна была рассказать тебе. Но я… я не знаю, я чувствовала себя так, будто весь мир был против меня.
Тед почувствовал боль.
— Они не верят мне, — продолжила Мария, — и я подумала, что ты тоже не поверишь. Ведь что значит мое слово против слов двух врачей.
Было видно, что девушка в мешковатой спортивной фуфайке и бриджах обдумывает услышанные слова.
— Я не могу сказать, что я врубаюсь в то, что ты говоришь, Мария, но, в конце концов, кто я такая, чтобы ставить под сомнения твои слова? Если ты веришь в то, что говоришь, значит, так оно и есть. Поэтому мне не остается ничего другого, как поверить тебе.
Мария благодарно улыбнулась и провела забинтованной рукой по щеке Германи. Тишину, царящую в комнате, опять нарушил стук в дверь.
— О, ради бога, — пробормотал Тед, подходя к двери.
Увидев на пороге отца Криспина, Тед отошел в сторону.
— Доброе утро, Тед.
— Доброе утро, святой отец.
Дверь закрылась. Отец Криспин обошел вокруг кровати, Тед следом за ним.
— Доброе утро, Мария.
Она вжалась в подушку.
— Доброе утро, отец.
— Спасибо, что пришли, — пробурчал Тед.
Он, бросив взгляд через плечо, посмотрел на Люссиль; та, казалось, даже не заметила прихода священника. Отец Лайонел Криспин выдвинул стул и, сцепив перед собой руки, сел. Дородный пятидесятилетний мужчина с седыми волосами и лысеющей макушкой наподобие монашеской тонзуры, одетый в черную сутану с белым воротничком, сурово посмотрел на Марию.