Люссиль Мак-Фарленд, откинувшись на спинку мягкого кресла, изучала взглядом темнеющий потолок и переживала из-за того, что сказано было слишком много. Однако среди этого словесного изобилия одна фраза, которую Люссиль хотела сказать больше всего — «Мне очень жаль», — так и не была произнесена.
Мария, сидевшая на краешке оттоманки, чувствовала, что эмоции сдерживаются: ее родители не давали волю своим чувствам. Отец, сидевший с опущенной головой и сцепленными в замок пальцами, казалось, молился, а мать, на взгляд Марии, походила на Божью страдалицу.
Все прошло хорошо, насколько это было возможно в данной ситуации. Может быть, даже слишком хорошо.
Они приехали в кабинет доктора Вэйда непомерно любезные и благодарные, желающие выразить ему свою признательность и дать ему понять, что они не таят на него зла за то, что их дочь избрала его своим единственным доверенным лицом. Они сидели и разговаривали, все четверо, испытывая смущение и неловкость. Доктор Вэйд, как заметила Мария, казался немного напряженным и неестественным, словно ему было крайне неудобно и не терпелось поскорее уйти.
Сначала взрослые пытались убедить Марию вернуться в родильный дом Святой Анны, потом доктор Вэйд прочитал ей целую лекцию о том, как будущая мать должна следить за собой, и начеркал на листе день и время, когда Мария должна будет явиться к нему в кабинет на прием. За все время беседы, которая длилась целый час, Джонас Вэйд так и не раскрыл своего секрета. Оказавшись дома в своей родной гостиной, три члена семьи Мак-Фарленд без спора и ругани пришли к нескольким решениям.
— Эми не должна знать об этом, — сказала Люссиль. Под ее глазами были небольшие желтые мешки.
— И как ты собираешься скрыть это от нее? — спросила Мария.
— Ну, если мы не можем отослать тебя, значит, мы отошлем твою сестру. Сегодня она ночует у Мелоди. А завтра я что-нибудь придумаю.
Мария открыла было рот, чтобы возразить, когда услышала тихий голос отца.
— Эми останется дома, Люссиль. Она должна знать. Пора ей обо всем узнать.
— Нет! — В голубых глазах Люссиль промелькнул ужас. — Я не хочу, чтобы она знала об этом. Она слишком молода. Она еще совсем ребенок.
— Ей почти тринадцать лет, Люссиль. Думаю, знание подобных вещей ей не повредит.
— Я не позволю вам испортить мне дочь. В будущем году она вступит в орден сестры Агаты…
Но Тед покачал головой, и голос Люссиль потонул в сумраке.
Потом они говорили о многом другом: о том, как она будет ходить в школу, в церковь и другие общественные места. Мария не давала определенных ответов, так как она еще не думала об этих вещах. Все, что ей было сейчас нужно, это быть вместе со своей семьей.
А о таких проблемах, как хождение в школу или сопровождение матери в магазин, она решила, будет думать по мере их поступления.
Разговор был окончен; в доме стало тихо и темно. Мария встала с оттоманки. Тед поднял голову и попытался, как ей показалось в полумраке комнаты, улыбнуться.
— Я пойду к себе в комнату, — прошептала она, берясь за чемодан.
Тед мгновенно вскочил на ноги и быстро, словно носильщик, стремящийся заработать щедрые чаевые, схватил чемодан. Мария повернулась к Люссиль.
— Мам, я хочу есть. Что у нас сегодня на ужин?
Она решила использовать телефон, который висел на кухне.
— Германи? Это я. Я дома.
Голос ее лучшей подруги прозвучал так отчетливо и близко, что ей показалось, что она находилась в комнате рядом с ней. Мария мгновенно успокоилась.
— Мария? Ты дома? Честно? Но почему?
Она рядом, подумала Мария, закрывая глаза и стискивая трубку обеими руками. Вот в чем была радость пребывания дома. Германи была рядом.
— Я решила сбежать оттуда. Я приехала домой сегодня днем и больше ни за что не вернусь туда.
— Понятно, то есть ты решила рожать здесь?
— Я хочу оставить его, Германи. Я хочу оставить себе своего ребенка.
На другом конце провода повисла тишина.
— Германи?
В голосе подруги появились тревожные нотки.
— А что об этом думают твои предки?
Мария окинула взглядом кухню. Посуда еще не была вымыта. Блюдо с холодными спагетти, слипшимися в один комок, стояло на столе.
— Точно не знаю. Мы с ними разговаривали, но они многого не говорят, ну, ты понимаешь, о чем я. Ужин прошел скомканно, но, думаю, со временем все наладится.
— Мария, я чертовски рада, что ты вернулась. Мне тебя так не хватало.
— Спасибо. Германи?
— А?
— Ты видела Майка?