Случай пообщаться с Молли Хупер представляется довольно скоро. Майк Стемфорд подрабатывает медбратом в Бартсе. На день рождения Жанин у него выпадает смена, и он, жутко смущаясь и много извиняясь, просит Джона его подменить. С руководством он договорился, проблем не будет, уверяет Майк. Недолго думая, Джон соглашается. На его удачу, попасть в морг не составляет труда. Даже самые прожженные циники не очень любят это заведение, с удовольствием позволяя новенькому сопроводить удачно подвернувшийся труп. Джон катит тележку с отмучавшимся страдальцем, покрытым простыней, по длинному мрачному коридору, с интересом поглядывая по сторонам и гадая, какая она, Молли Хупер. Майк сказал милая и безотказная. В справедливости этих слов Джон вскоре убеждается. Девушка в белом халате с хвостиком на затылке и мягкими ямочками на щеках, действительно милая и безотказная, а еще застенчивая и доброжелательная. Пока Джон пристраивает покойника в прозекторской, она оперативно заполняет сопровождающие документы, а затем предлагает чаю, с любопытством поглядывая на него. Джон соглашается. Они быстро находят общий язык. В былые времена, до катастрофы с Биллом и проблем выживания в Эдинбурге, Джон был общительным и компанейским. Здесь, в Лондоне, он потихоньку оттаивает в атмосфере благожелательного равнодушия Майка Стемфорда, ревнивой любезности Жанин и назойливого внимания Мэри. В нем еще сидит лед недоверия и настороженности, но он потихоньку испаряется под теплыми лучами безмятежной комфортности вокруг. С Молли легко и просто, беседа за чаем течет сама собой, и Джон даже не замечает, как выруливает к интересующей теме. Они оба восхищаются химией, обсуждают предметы, изучаемые сейчас Джоном, поминают фармакологию… Почему бы не рассказать о забавном случае на лекции, когда преподавателя поставил в тупик студент. Джон и рассказывает, упоминая имя Шерлока Холмса, и видит, как меняется в лице Молли, как дергается, расплескав чай, словно от удара, а на щеке горит некрасивое пятно, будто и правда Джон залепил ей хлесткую пощечину. Джон понимает в мгновение ока, что друзья правы, чертов Шерлок Холмс разбил Молли сердце, и даже случайное упоминание его имени причиняет боль. Джон спешит исправить положение, быстро переводя разговор на другую тему, рассказывая подряд два смешных анекдота, и Молли потихоньку оттаивает. Джон засиживается у Молли дольше чем на полчаса. Они быстро находят много общих точек соприкосновения. Молли выглядит ровесницей Джона, хоть и старше лет на пять, они понимают друг друга с полнамека. Когда они прощаются, Джон сожалеет, что они с Молли не пара и никогда ею не будут – она любит Шерлока, а он никого больше не хочет любить. Возможно, им вдвоем было бы комфортно и удобно, они бы отлично ладили, без пылающих страстей, которые однажды могут спалить дотла. Ходили бы вместе на работу, проводили отпуск где-нибудь на юге, родили двух милых деток и состарились где-нибудь в Сассексе. Джон отгоняет от себя эти дурацкие мысли, когда прощается. Вряд ли они еще раз увидятся, Джон здесь случайно и, учитывая интерес к военно-полевой хирургии в последнее время и некоторые решения, принятые еще в тяжелые дни в Эдинбурге, короткая дорога ему куда-нибудь на передовую. Где сейчас воюют?
Билеты на концерт приносит Мэри. Вообще, вид у нее довольно загадочный, когда она приглашает Джона составить ей компанию. Если честно, Джон сомневается – стоит ли воспринимать это приглашение как свидание. На свидание они еще не ходили, и Джон не уверен, что хочет. По крайней мере, всем попыткам затащить его в кафе без Майка и Жанин, Джон сопротивляется отчаянно.
- А что будут давать? – осторожно интересуется он.
- Это концерт. Какой-то Карл Лайстер, - Мэри пожимает плечами. – Да какая разница, Джон, это просто выход в свет. Когда еще удастся сходить в Королевский Альберт-холл бесплатно. Знаешь, сколько там билеты стоят?
Сердце Джона тревожно ухает, дыхание сбивается, а руки потеют:
- Повтори, что ты сказала, - просит он слабым голосом, вытирая ладони о брюки.
- Я говорю, билеты дорогие, а мне достались бесплатно, подружка должна была пойти с парнем, а он не пошел, а ей идти одной не хочется, она вообще не любительница классической музыки… - сердится Мэри.
- Нет, до этого, - Джон сглатывает, - чей концерт, скажи, пожалуйста, точно.
- Карл Лайстер, - повторяет она терпеливо. – Ты что, его знаешь?
Джон слабо улыбается:
- Это невероятно. Ему, знаешь ли, почти восемьдесят. Я думал, он давно уже не гастролирует. Только записи… - Джон трясет головой. – Это сказка какая-то. Так не бывает.
- Да кто он такой, этот Лайстер? – недоумевает Мэри.
- Легенда. Немецкий кларнетист, - Джон искренне удивлен, что кто-то может не знать Лайстера.
- А… - похоже, его слова Мэри не впечатляют. – Так мы идем?
- Конечно, - Джон поспешно кивает. – Конечно, идем.
- Ну тогда держи, - она отдает ему билет, - встретимся завтра у входа. А лучше внутри, на месте, у меня практическое занятие, могу немного задержаться, но приду обязательно. А потом сходим куда-нибудь посидим. Может в кафе? – она проверяет реакцию Джона, но на сей раз он не сопротивляется, за Лайстера Джон готов вести Мэри хоть в ресторан и кормить омарами на последние деньги. – Тогда оденься поприличнее, - командует она, - у меня есть вечернее платье. Ты должен мне соответствовать.
- Да, конечно, - рассеянно соглашается Джон, сжимая в руке пропуск в рай.
Как он умудряется дожить до завтрашнего дня и доехать до Кенсингтона без потерь, остается для самого Джона загадкой. Немного помятый в метро, он не верит тому, что прямо сейчас стоит перед величественным зданием Королевского Альберт-холла. Единственный костюм, оставшийся со школьного выпускного, слегка великоват, что не удивительно, за последний год учебы в Эдинбурге он здорово сбросил в весе, и пока еще не дошел до своей нормы. Но другого костюма все равно нет, весь гардероб состоит из джинсов, рубашек и свитеров, да и тех не много, исключительно в рамках необходимого. На всякий случай, оглядевшись в поисках Мэри и убедившись, что ее еще нет, Джон с чистой совестью заходит внутрь, чтобы немного побродить по холлу, оглядеться и наконец-то поверить, что сейчас он увидит самого Лайстера. Потолкавшись среди прочих любителей кларнета, Джон заходит в зал. Место, доставшееся ему согласно билету, оказывается в партере, и это чудо, потому что, судя по разодетым в пух и прах меломанам вокруг, места дорогие. Джон садится на обитое бархатом кресло, с жадностью разглядывая сцену и внушительный занавес. Он ни разу не был на концерте подобного уровня, и это новое волнующее ощущение будоражит душу в ожидании чего-то хорошего. Мэри все нет. Свет в зале начинает медленно гаснуть, какой-то мужчина протискивается мимо, чтобы занять соседнее с Джоном кресло. Джон досадливо тянет шею, пытаясь разглядеть из-за спины опоздавшего выходящих на сцену музыкантов.
- Простите, - звучит над ухом знакомый голос, и Джон растерянно поднимает глаза, чтобы увидеть садящегося в ближайшее кресло Шерлока Холмса.
Сердце забывает, как стучать - не бывает таких совпадений.
Все два отделения концерта Джон не слышит Лайстера. Когда он смотрит на сцену, совершенно не видит его, а когда не смотрит – видит только Шерлока Холмса, которому посвящено все внимание Джона: идеальному профилю в тусклой подсветке боковых светильников, буйным кудрям, длинной шее, белеющей над воротничком рубашки, темной ткани костюма, обволакивающей тонкий стан, как вторая кожа, узкой руке, покоящейся на подлокотнике кресла так близко, что, если постараться, можно задеть собственной рукой. Во избежание эксцессов Джон убирает свои руки подальше, даже садится на ладони, чтобы они самовольно не устроили какой-нибудь демарш в направлении соседа. Джон честно старается наслаждаться музыкой, это же катастрофа, быть на концерте Лайстера и не услышать его, но отвлекающий красавец рядом заполняет собой весь мир, и Джон лишь молится на то, чтобы его навязчивое внимание в сумраке концертного зала осталось незамеченным предметом восхищения. Во время антракта Шерлок остается на месте, сканируя пространство вокруг пронизывающим взглядом, а Джон сидит рядом, боясь шевельнуться и привлечь к себе внимание. Уткнувшись носом в программку, он едва дышит, ощущая, как кровь приливает к кончикам ушей. Лишь бы этот жуткий взгляд не остановился на нем, ведь тогда все грязные мыслишки Джона станут проницательному Шерлоку Холмсу тут же известны. Тот факт, что Мэри так и не появляется на концерте, остается незамеченным. Какая к черту Мэри, какой Лайстер, когда рядом сидит это гениальное совершенство. Джон чувствует себя самым несчастным и одновременно самым счастливым человеком в мире. Несчастным, потому что бежит от ненужного зарождающегося в сердце чувства, счастливым, потому что рядом тот, кто будит это самое чувство. Джон не слышит ни Мендельсона в исполнении Лайстера, ни Россини, ни Баха, и только когда в финале звучат первые такты Брамса, кларнетист в Джоне пробуждается, и он, наконец-то, СЛЫШИТ музыку. Пальцы, плотно прижатые бедрами к бархатной подушке сидения, порываются наиграть мелодию вслед за мэтром, и Джон высвобождает руки, укладывая их на колени. Первая часть сонаты, которую он разучивал к выпускному концерту, эхом звучит в голове, вылетая из-под пальцев, пробегающих по дешевой костюмной ткани брюк. Лайстер прекрасен, его исполнение божественно, и Джон с трудом сдерживает слезы восторга, потирая грудь слева, где разнылось глупое сердце. Когда он поднимается со всеми, чтобы поблагодарить Лайстера аплодисментами, ловит на себе недоумевающий взгляд соседа. Джон отворачивается, безошибочно читая собственную неуместность в этом месте и в это время, как никогда чувствуя неловкость и недовольство своим внешним видом. Скорее всего, этот Шерлок Холмс даже не узнал его, еще бы, они виделись только в баре, а в университете ни разу не столкнулись нос к носу. Джон отворачивается, продолжая хлопать, а когда музыканты уходят со сцены, старается незаметно ускользнуть от всевидящего взгляда соседа. Денег на такси нет, а метро уже закрыто. Джон пешком возвращается в общежитие, сунув руки в карманы куртки – с неба моросит пакостный в своей навязчивости дождик. Сердце Джона переполнено эмоциями от встречи с Шерлоком Холмсом и от Брамса в исполнении Лайстера. Образы прошлого преследуют, соревнуясь за внимание с парнем из бара, и пока Шерлок Холмс выигрывает. Похоже, Джон плотно увяз в своих заполошных чувствах к нему. Когда все так непросто, и любые предпринимаемые действия только все ухудшают, он предпочитает тактику бездействия – пусть все идет так, как идет.