Солодовников Владимир
Колыбельная для Ивана (Принцип Криницына - 1)
Владимир Солодовников
ПРИНЦИП КРИНИЦИНА
Часть 1
Колыбельная для Ивана
Любые совпадения имен и фамилий читателей и моих героев прошу считать случайностью. Автор
Мы были вместе с Людмилой семь лет. В своих иллюзиях мне казалось, что жили душа в душу, и годы, прожитые с женой, казались самыми счастливыми из всех прожитых мною лет. Увы, это были только иллюзии. После обыденного для судей развода, прошедшего без сцен, без слез, я вот уже две недели безвылазно сижу дома, не отвечаю на телефонные звонки; кто-то неоднократно ломился ко мне в дверь, оглашая опустевшую квартиру настойчивыми громкими призывами к моей совести: я сознательно не подходил к двери, видеть мне никого не хотелось. Состоянию моему мог бы, пожалуй, посочувствовать лишь тот, кто сам разводился в первый раз и с первой, к тому же, любимой женой. Пить не хотел, есть не хотел, сна не было: я могу утверждать, что уже не сплю две недели. Буря чувств: любовь, ненависть, обида, презрение и снова - любовь, терзали мой воспаленный мозг. Знобило меня нещадно, сводило мышцы спины, ног. Сердце, казалось, не бьется совсем: к исходу второй недели моего добровольного заточения в стенах квартиры я даже прислушался тщательно к биению своего сердца и, поверьте, сердцебиений поначалу вовсе не расслышал. Это обстоятельство меня вдруг ужасно напугало, только тут я и вспомнил о том, что жизнь продолжается; от испуга и от страха перед приближающейся смертью проснулось вдруг во мне желание жить, захотелось немедленно что-то делать, двигаться, желудок болезненными конвульсиями напомнил о голоде. Перерыв старенький свой холодильник, я съел все, что было в нем съедобного. Наконец, я тщательно побрился и принял душ, раскрыл окна и проветрил прокуренную квартиру. Трезвые мысли стали посещать мою бедную голову; я вспомнил о том, как по-иезуитски издевалась надо мной Людмила в последний наш год. Достаточно было вспомнить о том, как она со злорадством призналась, что уже год как встречалась с любовником втайне от меня. Что самое пакостное, так это - любовником ее был мой бывший однокашник, с которым мы делились в студенческие наши годы последним куском, всеми сердечными тайнами, ходили по выходным дням на разгрузку вагонов на товарном дворе железнодорожного вокзала. Ах, как много чего было в нашей студенческой жизни! Андрей Клебанов был сейчас, в отличие от меня, преуспевающим дельцом - бизнесменом, одних магазинов у него, почитай, было не меньше пяти-шести. Мысли о ее любовнике, а теперь, наверное, новом муже, ввергли, было, меня вновь в состояние шока и ярости, но я переборол себя, а, переборов, понял, что почти выздоровел от несчастной своей любви. Телефон зазвонил требовательно, и я после двухнедельного перерыва впервые взял трубку: звонил мой приятель Егорий. Позвольте представить: Егорий Васильевич Попов, судебномедицинский эксперт, десять с лишком лет бездарно прослуживший в одном из отделений областного бюро судебно-медицинских экспертиз за скудную свою зарплату. Скудостью зарплат мы подходили друг другу идеально. Егорий давненько подстрекал меня к организации какого-либо частного дела. Незадолго до моего бракоразводного процесса его посетила гениальная идея: организовать частное детективное агентство. Я уж и документы для оформления частного предпринимательства собрал, да вот развод все карты спутал. По его словам, заработок в таком агентстве ну никак не будет меньше того, какой мы получаем сейчас, прозябая в государственной службе, а работать с живыми людьми по раскрытию разного рода преступлений куда как интереснее наших нынешних скучных дел. Егорий Васильевич при этом даже намекал на мое юридическое происхождение (дед мой после выхода на пенсию с военной службы много лет проработал судебным исполнителем в областном суде) и на мои несомненные, на его взгляд, дедуктивные способности: однажды я через пару недель смог, благодаря моим способностям, разгадать и вспомнить, куда мы запрятали бутылку водки из недопитых остатков после мощной коллективной пьянки. Попов мне льстил, правда, скорее, неосознанно - мозг Егория не мог работать изящно: снизойти до лести несчастному инженеру он бы просто не догадался. Я до недавнего времени работал инженером в НИИ машиностроения, десять лет отработал, так до конца и не уяснив, что же мы все-таки строили. Я что-то чертил по заказам своего начальника, дважды в месяц ходил в кассу - за авансом и получкой, поначалу горел идеями изобретательства, но изобретали на весь институт один-два толковых инженера, а моими идеями никто не интересовался; я, наконец, плюнул в сердцах, толково рассудив, что не все же гении, кому-то нужны и такие вот, как я, "чертежники". Но с месяц тому назад НИИ разогнали подчистую. Через полсотни лет бесплодной работы нашей конторы кто-то в верхах уяснил, что за все время институт ничего стоящего так и не изобрел, денег для финансирования бредовых и никому не нужных идей не было, не стало надобности и в нас, несчастных. А теперь я слушал Егория с особой внимательностью. Мне так хотелось отомстить своей бывшей жене, что в воображении засияли самые невероятные картины: вот я - преуспевающий, известный, прекрасно одетый красавец-детектив с прелестными поклонницами прохожу мимо страдающей от любви ко мне Людмилы, вот она в отчаянии заламывает себе руки и просит только об одном для нее одолжении - быть рядом со мной, дышать со мной одним воздухом; я долго ей не прощаю и делаю вид, что не замечаю ее, а затем милостиво позволяю Людмиле быть прислугой в моем комфортабельном доме. Сам Егорий разводился раза три, тем и меня успокаивал перед моим разводом, говоря, что мучительно разводиться лишь в первый раз, а затем разводишься уже по привычке - легко и непринужденно. В радужных мыслях я прослушал то, о чем "талдычил" Егорий, и он, наконец, рявкнул в трубку: - Ты слушаешь ли меня, разведенец несчастный, рогоносец и сын рогоносца?
- Егорий, так плохо тебя слышно, ты повтори мне все сказанное, - а сам я потирал ухо от разъяренного рыка моего будущего компаньона. Ему была уготована роль помощника, так как со своего рабочего места - судмедэксперта - он уходить не собирался, рассчитывая на то, что близость к различного рода преступлениям и сведения от следователей прокуратуры и милиционеров, с которыми он контактировал по роду своей деятельности, в дальнейшем помогут нам в работе нашего предприятия. Из словесного поноса Егория я уяснил, что мы будем на первых порах делать: надо зарегистрировать детективное агенство, оформив и получив необходимые документы на право проведения своих частных расследований, "крышу" обеспечивали бесчисленные дружки Егория и его собутыльники из прокуратуры, мы с ними будем делиться своими сказочными барышами, местом расположения агенства будет пока моя квартира. Моя, значит, квартира! А где я буду спать, есть, отдыхать, наконец? Да и Людмиле я должен же ведь мстить с прелестницами из моиз грез! Но тон Егория был непреклонен - денег на офис пока нет, обойдемся на первых порах моей двухкомнатной квартирой. Эта квартира досталась мне от деда-"юриста", человека скромного и работящего, любителя, к слову, детективной литературы, которой у него на книжных полках, также доставшихся мне по наследству, было великое множество. Эту квартиру только и не успела "оттяпать" у меня Людмила да старенький компьютер. А и то сказать, зачем ей нужна эта хрущевка, которую разменять ну никак невозможно, а она, быть может, и разменяла бы, да, к счастью, не была в моей квартире прописана. А детей мы с ней не прижили - Бог миловал, так что делить нечего. Опять в душе зашевелился червь обиды на мою любовь - теперь уж не мою, а дружка моего бывшего, Андрюхи Клебанова (подлеца и негодяя!). Итак, состоялся наш более или менее конкретный разговор с Егорием об организации детективного бюро, детали мы решили обсудить вечером, когда он, с нужным для наших целей человеком, придет ко мне. До прихода "нужных" людей оставалось еще час-другой, это время я решил посвятить уборке своей квартирки, кварира хоть и старенькая, хоть и хрущевка с совмещенным санузлом и махонькой кухней, но зато своя. Можно бы и с матерью моей жить: она оставалась также в двухкомнатной квартире одна после развода с отцом, квартира у нее куда как лучше, отец от мамы ушел по-джентльменски, как интеллигентный человек. Он с мамой, как я мог догадываться, до сих пор поддерживал неплохие контакты, мать меня в детали не посвящала, но как-то при случае намекнула, что в трудную минуту и мне отец поможет. Ну, поможет, так поможет, но пока я ему простить того, что он оставил маму одну со мной, пацаном, не мог. Впрочем, жизнь покажет! Так незаметно я в квартире прибрался, даже полы протер шваброй, а в дверях уже звонок. Никак, Егорий с нужным нам человеком. Открываю - точно! - Егорий светВасильевич. Человек он многогранный, кратко эту личность не описать, но по ходу "пиесы" я постараюсь рассказать о нем поподробнее. Сегодня от Васильича, от давно не глаженных его штанов, крепко несло несвежей мочой, штаны отвисли и пузырились и спереди, и сзади, и на коленях. Они давно уже нуждались в детальной стирке, даже цвет их был неопределенный, точнее, сегодня их можно было бы назвать темными штанами в еще более темных пятнах. Нижняя пуговица на сорочке, такой же вонючей, как и его штаны, была расстегнута и являла жирный незагорелый волосатый живот. Нет, не живот, слово это какое-то - живот! Это было брюхо! Вот это подходящее название той части тела, о которой я только что завел речь. Небритая жирная физиономия Егория с рыжей неравномерно-растущей щетиной четко отражала образ мыслей хозяина: сейчас ему было хорошо - морда ухмылялась. Вся морда! К слову сказать, Васильич не всегда был такой неряхой: если он так безобразно выглядит, значит, ночевал не дома, а у какой-нибудь пьющей "прихехешницы". - Здорово, принимай гостей, ядреня-феня, чего стоишь? На, держи, - он подал мне две литровые бутылки какого-то желтоватого пойла, я слегка глянул на этикетки - вискине виски, но что-то крепкое, в уголке наклейки отпечатано 420. Васильич и приятель его скинули свою обувь, надев услужливо мною поданные тапки (остатки от семейной моей жизни), и прошли на кухню. Понятное дело, сели за стол. А где закуска? Заедать чем? - Васильич, у меня ведь нет ничего, кроме краюхи засохшего хлеба. Ты же знаешь: развод, то да се, не до еды. - А у нас есть. Он вытащил из кармана грязных и вонючих своих штанов кулек из мятой газеты, в котором виднелись с десяток худых килек. От одного вида этих килек, несмотря на голод, меня неожиданно замутило. Героическим усилием воли я выдержал вид этой закуски и обратил, наконец, внимание на спутника Егория. Был это мужчина высокий и стройный, довольно молод, ну, лет 35-40, чернявый и симпатичный, такие бабам нравятся. Представился он с солидной долей высокомерия, но после выпивки, как я предполагал, он будет и сговорчивей, и попроще: - Авербух. Лев Михайлович. Работаю в прокуратуре в информационном отделе, с компьютерами. - Криницин Иван, можно просто - Ваня. Временно безработный. - Да ладно, с работой все устроим, организуем фирму, Лева поможет, сейчас все обговорим,- зачастил Васильич. На ухо он незаметно от Левы мне шепнул: "Человек нужный. Я договорился вчерне, что он поможет с получением информации с сервера прокуратуры на твой компьютер, технические вопросы с компьютерами знает, как Бог. Свой человек". Лева и действительно после трех стопок принесенного пойла показался мне своим в доску: вопрос с получением так нужной нам информации будет решен без проблем, необходимые сведения он будет сообщать на мой электронный адрес. Меня интересовал вопрос только с моей юридической подготовкой, но Егорий так и вообще считал меня даже излишне подготовленным, а Лева снисходительно заметил, что если бы все штатные сотрудники прокуратуры были юридически подготовленными, то преступности в городе не было бы, точно. Ну, а что касается частных детективов с их делами: слежкой за изменяющими друг другу супругами - тут дело техники, никакого тут юридического образования не потребуется. Они меня успокоили оба, что помощь мне с их стороны будет обеспечена. Пьянка продолжалась до упора, пока все принесенное не было выпито. Егорий, было, рванул в магазин для продолжения, но я так устал и опьянел, что приятели решили оставить меня отдыхать до завтра, но завтра не получилось: еще с вечера позвонила мама, Евгения Александровна, и сообщила мне пренеприятную новость умерла ли, сгорела ли ее тетка в деревне Выселки, надо ехать. Я был до такой степени пьян, а мама это хорошо поняла, что сказала: позвонит утром после того, как я просплюсь. Наутро я и действительно ничего почти не помнил. Вот набрались! Мамин звонок меня и разбудил. Хоть и на похмельную голову, но я все же (с трудом!) суть понял. Мама горько сожалела о гибели любимой тетушки, но сама поехать не могла. Я ее понимал: у мамы на пыльцу луговых и полевых цветов развивалась совершенно жуткая аллергическая реакция, и ехать ей в сельскую местность в летнее жаркое время было смерти подобно. Пошатываясь и зажмурив глаза от резчайшей боли в затылке, отыскал оставленный еще Людмилой индийский аспирин, растворил в стакане с холодной водой из-под крана три таблетки. Выпил - полегчало. Спасибо братской Индии! Опять звонок: на этот раз звонил Егорий: - Жив? Тогда лети ко мне с документами, срочно. Обещали все формальности утрясти за пару дней. Это рекордно, шеф! Он хохотнул при упоминании слова "шеф", я, вроде, и действительно - глава детективного агенства, а, значит, шеф. Удивительное дело, но голос у Васильича звучал убедительно, это был голос протрезвевшего человека. Я сообщил ему о звонке мамы и необходимости ехать в село Ильинское, на похороны маминой тетки. По пути обещал заехать к нему, в его "часовню". Потому как я становлюсь детективом, собрал сумку с набором "мастера плаща и кинжала", а из этого набора у меня был баллончик с парализующим газом и подаренный еще дедом фотоаппарат Nikon, к нему я прикупил в свое время классный объектив, за 50-100 метров я мог отснять изумительные по качеству фотоснимки. Вообще, что здесь, в этой квартире, моего? От Людмилы остались пара домашних тапок и упаковка индийского аспирина, а вот от деда мне достались квартира, фотоаппарат, библиотека, это он подарил мне перед смертью компьютер, ну, наконец, гараж во дворе дома с автомобилем "Победа". Это ничего, что автомобиль старенький, мотор у него волговский, за машиной дед смотрел, как за женой. Ах, опять - жена. Как я смотрел, так бы не смотреть! Нет, дед берег авто пуще зеницы ока. Вот, так правильно! Все, дверь закрыл, спустился к гаражу; я хвалился "Победой" и правильно сделал, завелась с первого раза, по пути надо бы только заправиться: путь хоть и недальний, но дорога - есть дорога. Не удержался - заскочил в кафе в ста метрах от больницы, была когда-то вонючая забегаловка - теперь это вполне комфортное кафе (что время и рыночные реформы творят с помещением!): пол блестит чистотой, а запах (запах!, а не вонь, как когда-то) изумительного кофе сразила меня окончательно, и я с удовольствием заглотил пару чашек с громадными бутербродами. Все, теперь я трезв и здоров! Егорий Васильевич работал на территории небольшой по городским меркам больницы на ставку судебно-медицинского эксперта и на полставки патологоанатома. Обслуживал он и эту больничку, и прилегающий к ней район. Ему давно уж предлагали перейти на базу областного бюро судмедэкспертизы, но он отговаривался: здесь он был полноправным хозяином, здесь можно было ему до неприличия "надраться", предаться оргиям, а там, в областном бюро, поди, не разбежишься. Помещение отделения старое, если не сказать задрипанное, когда-то до революции оно, наверно, было модерновым, но сейчас : Несколько окон заколочены досками - горбылем каким-то, фундамент вот-вот разрушится окончательно, крыша просела. Внутренние помещения включали в себя гистологическую лабораторию, кабинет Егория (здесь он, собственно, и проводил свои оргии), секционную для вскрытий мертвецов, холодильную камеру. Проходя мимо лаборатории, я не преминул заглянуть к лаборантке Леночке. Как-то по пьяной лавочке меня угораздило с ней полюбезничать; что мы с ней вытворяли в ее лаборатории, я не осмелюсь описать и на бумаге. После той бурной случайной любви мне было дурно и стыдно перед женой. Но теперь-то я холост! Я ущипнул за ягодичку Леночку Макрутину, та встрепенулась. Нет-нет, только не сейчас, сделал я ей предостерегающий жест. Рот у нее был великоват, да и вообще лицо не особенно красивое, но ножки! - ножки божественные. Да, после возвращения из Ильинского надо бы повторить то, чем мы тогда с ней занимались. Васильич "отдыхал": это было заметно по его уже покрасневшей физиономии и по блестевшим - свиного вида - глазкам. - Здорово, старик! Вот тебе мои документы, все, кроме, естественно, водительских прав. Здесь есть даже справка из психдиспансера.