В переплетеньях обиды и страсти,
Там, где во лжи обрывается счастье.
Мы в тупике, на краю, на бессилье,
А за спиной – тишина и бескрылье.
Мы на пороге с тобой, на пороге.
Надо идти. Подгибаются ноги.
* * *
Не бойся открытий, не бойся потерь.
Давно заколдована в прошлое дверь.
Не бойся отплытий больших кораблей.
За жизнь, что приснилась, бокалы налей.
Бокалы налей золотого вина.
Есть в жизни находки, не только вина.
До самого дна опрокинешь печаль –
И близкою станет далёкая даль.
И станет серебряной песня ручья.
Ты тоже, как песня:
для всех и ничья.
* * *
Не виновна река,
Не виновен песок
В том, что я далека,
В том, что ты одинок.
Не виновна листвы
Золотая печаль.
Есть духовная высь
И духовная даль.
* * *
Не дом, а сумерки души.
Не дом, а образец заката.
И, право, я ли виновата
И в том, что ты озяб от лжи,
И в том, что вечер так далёк,
И в том, что скучно в этом зале,
И в том, что всё давно сказали,
И в том, что каждый одинок?
Не дом, а сонный полумрак,
Где мир не в лад и лад не в такт,
Где мы давно с тобой устали
И от ошибок, и от грёз…
А в сером небе – столько стали!
А в сиром сердце – столько слёз!
НЕДОПИСАННЫЙ РОМАНС
И руки – врозь.
И смех, и боль – раздельно.
Тарелки, чашки –
ничего не делим.
А радость –
словно пузырёк в стакане:
Растает вдруг –
и никого не ранит.
Любви однажды пробежать по краю
Пришла мне блажь.
Её я забываю,
Поскольку просто кончилась причина
Обвитой быть тобой,
как пуповиной.
НЕЖНОСТЬ
Минут разомкнулся
бурлящий поток.
Пусть будет, что будет:
Разруха, потоп!
Ни прошлого нет,
ни мелькающих дней.
Всё будто в тумане,
всё будто во сне.
Нет завтра.
Часов остановлен разбег.
Спрессовано время,
как тающий снег.
В морозных оковах
застыла зима…
И нежность – такая,
что сводит с ума.
* * *
Не изумруды, лалы и сапфиры –
К твоим ногам бросаю струны лиры.
Пускай дрожат, ободранные в клочья,
Тебя воруя для бессонной ночки.
Пускай звенят до самого рассвета
В твоём дому – не знавшие запрета.
Пусть до утра рыдают, не смолкая,
И свет, и боль до плоти обнажая.
Взойдёт заря, окрасив веки синью,
И лира-плач навек тебя покинет.
Но ты поймёшь, до двери провожая:
И свет горит, и боль ещё живая.
НЕ КУКЛА
Больше не кукла – довольно играть
в тряпки, конфетки, гримаски!
Не повернутся мгновения вспять –
хватит примеривать маски,
жить чьей-то жизнью – чужой, не своей,
страсти и стыд усмиряя,
ёжиться в страхе, бояться теней:
девочка стала большая.
Пусть повелит мне лишь Бог, не судья,
кодекс приличий и правил –
в мир, где порою без чести нельзя,
Он мою душу направил.
Крыльями сильно взмахнуть и запеть –
нету призвания слаще!
Ах, как не просто по небу лететь –
дерзкой, живой, настоящей!
* * *
Не о любви… А так, о чём-то зыбком.
Со мною стол, диван, смычок и скрипка.
Со мною ночь и тень былых столетий.
Со мною жизнь, и я за всё в ответе:
За этот мрак, за боль людей и горе,
За кровь и пот, за слёзы и разоры,
За крики птиц, за то, что веет вьюга,
За то, что далеки мы друг от друга…
А впрочем, что я? Разве от разлуки
Горчит трава и леденеют руки?
Нет, те же птицы хороводят стаей,
И небо – холодней дамасской стали –
Струит рассвет на переплёт оконный…
Но струны рву покорные – о ком я?
Со мною мир, и он большой и светлый.
Со мной простор – в объятьях с лёгким ветром.
* * *
Не полночью – счастьем
зажжён небосвод,
и звёзды в бесстрастном
течении вод
волнуют, колышут
реки колыбель.
И нежностью дышат
левкои и хмель.
Покоя не зная,
под тяжестью грёз,
от страсти вздыхая,
целует до слёз
беспечную речку
хмельная луна.
На глади колечком
свернувшись, она
качается зыбко.
Я таю без сна.
И даже улыбка,
и даже весна,
и все соловьи
мне не смогут помочь –
Я тихой любви,
я безумия дочь.
* * *
Не приучай меня к себе,
Не то привыкну к этой роли
И буду жить с собой в борьбе,