Варвара поморщилась. Технически отследить адрес, с которого программу выпустили в сеть, оказалось нетрудно. Но результат ее не обрадовал. Полной неожиданностью он оказался и для Карла Вильгельмовича.
– Не предполагал так встретиться, – холодно сказал он. – Сможете объяснить, Елена Николаевна, как программа, взорвавшая телепорт императора, оказалась на вашем персональнике?
– Ты издеваешься? – Варвара так и не научилась разговаривать с отцом на службе как с начальником. – Ты арестовал единственного хорошего преподавателя в моей жизни!
Она налетела на него прямо в коридоре у кабинета: охрана беспрепятственно пропускала дочку шефа в здание бывшего Госстраха на Лубянке, где располагались самые роскошные «руководящие» офисы. Но место ей явно было не по рангу: не тот этаж и не тот тембр голоса. Несколько высокопоставленных чинов уже оглянулись на Варвару с большим удивлением.
– Сколько раз я просила тебя это сделать в школе! Нет, ты нашел кого и когда!
Карл Вильгельмович глубоко вздохнул, взял мадемуазель Волкову за плечи и развернул к лифту.
– Дома поговорим.
Дома его ждал бойкот. Ни ужина. Ни улыбки. Кухонного робота она отключила и сама готовить не стала.
– Ты же лично нашла адрес, – попытался пойти в наступление отец.
– Мало ли кто мог воспользоваться ее персональником! Она не может быть виновата! Просто потому, что не может.
– Да почему?! – завопил Кройстдорф, голодный, злой и усталый. Он заслуживал лучшего, чем домашняя выволочка, и сейчас был готов убить дочь. Чтобы успокоиться, Карл Вильгельмович прошел к холодильнику, взял бутылку «Зубровки», вбил в стакан два сырых яйца, залил и залпом проглотил содержимое. Целый день живот пустой! И вечером никакого удовольствия!
– Так почему?
Оказалось, что после прошлогоднего разговора Коренева разыскала свою бывшую студентку. Предложила обучать ее сверх нагрузки классической литературе.
– Я ни копейки не платила. Просто читала книжки, и мы разговаривали. – Девушка почему-то жутко жестикулировала. Ее мать делала то же самое, когда волновалась. – Если бы ни она, я бы никогда не прочитала ни Бунина, ни Платонова, ни Солженицына. Не послушала бы дисков Высоцкого. «Могу одновременно грызть стаканы и Шиллера читать без словаря», – это же про тебя, пап!
По взгляду дочери на его пустой стакан Карл Вильгельмович понял, что и водку пить Варвара тоже научилась. Нет, только не с отцом. Что-нибудь более дамское. «Мартелл» пойдет? Лучше бы «Карвуазье», помягче, но за неимением… Он положил в коньяк столько льда, сколько обычно и в виски-то не кладут.
– Только не она. – Девушка не могла уняться. – Мы говорили совершенно искренне. Она думает, что наш народ легко купить на «сон золотой», на сказку. Потому что мы все дети. Нет ни терпения, ни смирения. Разве террористы таких взглядов?
«Неужели надо сильно обжечься, чтобы перестать всему верить?»
– Коренева знала, где я живу. – Варька покусала губу. – Проверяла меня, давала вещи, которые ей самой якобы надоели. Но я же видела: они новые, с бирками. Пару раз я уходила к ней, на неделю, на две, когда совсем было невмоготу.
Спрашивается, зачем домой не пришла?
– Когда я решила бросить и программирование тоже…
Брови отца полезли на лоб.
– Ну у меня был период, – заторопилась Варька. – Она сказала: обстоятельства меняются, а призвание остается. И что мне дико повезло – нашла свое. Радоваться надо. Не всем такой подгон.
– И?
– И я не бросила. Хотя было туго. – Девушка шмыгнула носом. – Пап, поговори с ней. Сам. Ты же видишь людей.
Такого комплимента от нее он еще ни разу не заслуживал!
– Вот что мне непонятно. – Карл Вильгельмович помял подбородок. – Если ты знала, что улики указывают на нее, а сама считаешь свою лекторшу невиновной, то почему не предупредила?
Варька хитренько заулыбалась.
– Это кто спрашивает? Шеф безопасности? Или барон Кройстдорф?
– Я спрашиваю, – тяжело бросил он. – Твой родной отец. Не для протокола и не для выводов о твоей благонадежности.
– Я предупредила, – выдавила из себя мадемуазель Волкова. – Сказала: бегите. А она: «Я ни в чем не виновата. Это какая-то ошибка».
Слова честного человека. Но скольких с ними и погребли?
Карл Вильгельмович встал.
– Давай, что ли, яичницу пожарим с колбасой. Не голодными же ложиться. – Он подтолкнул Варьку к холодильнику. – Утро вечера мудренее. Я поговорю.
Елена сидела у импровизированного окна. Вообще-то окна не было. Просто стальная панель на стене, принимавшая образ стекла с переплетом. Можно было выбрать пейзаж: утро в Тоскане, залив Амальфи, домик в горах, море с замками на гребне горы, заснеженный парк, березовая роща в мае. Что кому нравится.