Выбрать главу

Идиот.

Вторым звонком стала Софи, однажды ночью появившаяся на моем пороге. Она рыдала, а на щеке у неё разливался огромный синяк. Идеальный Колтон Майерс ударил её, когда решил, что Софи слишком долго болтала с его бизнес-партнером на какой-то обязательной к посещению вечеринке. Софи сказала, что выскочила из машины, в чем была, и помчалась к метро, но Колтон даже догонять её не стал — был уверен, что она вернется. И я видел, что она колебается. Говорит, что, быть может, ей не стоило, и она зря это всё, и прочее…

Когда она уснула у меня на диване, всё ещё всхлипывая, я потянулся к гитаре. Моя рука зависла на половине пути.

«Напиши о нём, — шептали голоса демонов у меня в голове, змеиными навязчивым шипением завладевая разумом. — Напиши. напиши, напиши…»

Тогда я сдержался. Убрал руку, ушел спать, от греха подальше. Кейт шепотом спросила меня, что произошло — она деликатно не выходила из спальни, чтобы не смущать Софи. Я сказал. что сестра поссорилась со своим парнем. Они помирятся, и всё будет в порядке. Люди часто лгут своим близким. Little white lies.

Я правда надеялся, что Софи хватит ума уйти от Майерса, что она вернется в свою квартиру и попытается забыть его, как страшный сон. Сожжет эти мосты, бросит в костер книгу своей судьбы, которую я для неё случайно написал.

Вчера Колтон Майерс избил её до смерти. Ударил, а она упала и ударилась виском о край стола.

Моей сестры больше нет.

Я чувствую, как ядовитое, черное, как мазут, чувство вины, поглощает меня. Опустошает меня. Я чувствую, как боль разъедает меня изнутри.

Я должен быть рядом с родителями, но я отправил туда Кейт, а сам смотрю, как горят черновики моих песен, как плавятся диски и флешки, и мне остается надеяться, что тёмная магия моих демонов сгорит вместе с ними. В пламени я вижу лицо своей сестры. В кармане надрывается телефон. Я знаю, что мне звонит Кейт, и я знаю, что не должен отвечать. Её чувства — не настоящие. Всё, что я создал, не настоящее, но я буду платить и платить за свои творения. Одиночеством. Болью.

Нищетой.

Я буду платить, лишь бы не платили мои близкие.

«Ты должен подливать масла в огонь, — воют демоны, и я слышу их голоса в треске пламени. — Невозможно повернуть вспять течение реки! Если ты попытаешься, то сдохнешь».

По крайней мере, я попытаюсь. Даже если это будет стоить мне жизни. А оно будет.

Я смотрю, как горят мои песни, и как мои демоны превращаются в угли и пепел, крутятся в воздухе серыми хлопьями. Я должен их уничтожить, пока они не уничтожили всех, кого я люблю. Будущее сгорает вместе с листами бумаги, но так должно быть. Никому не подвластно менять его.

Будущее выходит из берегов и умирает где-то там, в далеких мечтах, которым не суждено сбыться.

А я умру вместе с ним. Огонь захватывает последнюю флешку, на которую я сохранил песни о Кейт и о себе самом. Я чувствую, что задыхаюсь, что у меня в животе тысячи раскаленных ножей режут мои внутренности, но такова цена, которую платит дурак.

Лишь бы мои демоны сгорели навсегда.

Господи Иисусе, как же мне больно…

We know that holy rivers don’t end,

We’ve gotta let the fires grow…

Всегда нужно подливать масла в огонь.

========== Озеро в лесу ==========

Комментарий к Озеро в лесу

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c857624/v857624569/38b63/Gv94wAK4rG8.jpg

Есть в лесу озеро, куда ходить нельзя ни за что - ни юноше, ни девице. Зимой под тонким его льдом спят мавки чутко, стоит кому-то ступить ногой на лед, они почуют и по весне уж ни за что не оставят в покое, заманят, закружат, а потом разорвут на части или утащат за собой, под воду. По деревне слухи ходили, что Мирона, утонувшего прошедшим летом в озере, утащили за собой утопленницы.

Мавки - прекрасны, как любые создания Диавола, но оборачиваются чудовищами, стоит им заволочь свою жертву в воду. Зубы у них острые, что клыки дикого зверя, вцепятся в горло и разорвут на части.

- Матушка, могу я на Ивана Купала пойти костры жечь? - Катерина умоляюще смотрит на мать, но женщина хмурится, качает головой.

- Нельзя, ты ещё слишком мала. Как утащат тебя мавки - будешь знать! - добавляет веско, а, чтобы смягчить запрет, неловко гладит ладонью волосы Катерины, заплетенные в тугую косу. - Исполнится тебе пятнадцать, тогда и пойдешь на суженого венки по речке пускать.

Как будто в пятнадцать её мавки утащить не смогли бы! Впрочем, Катерина знает, что она умная, мавкам не попадется, в колдовские сети не угодит. А знать, кто суженым её будет, хочется, хоть еще и не вошла она в возраст замужества, но по дому уже справно суетится, пироги печет такие, что пальчики оближешь и ещё попросишь! Суженый уже Господом ей определен, почему же сейчас не узнать?

На деревню опускается темная ночь, и Катерина, дождавшись, пока мать с отцом да младшие братья-погодки уснут, слезает с лавки, подвязывает рубаху поясом и на цыпочках выбирается в сени, выскальзывает за дверь. Плут, их дворовый пес, вознамеривается было залаять, но, признав Катерину по запаху, издает только глухое ворчание и снова кладет на лапы ушастую голову.

На берегу реки весело - девки поют да венки плетут. Катерина смотрит на них восхищенно и думает, что ещё пара лет, и она сама такой станет, и будут юноши стучаться в их калитку да свататься. Ночь темная, но костры освещают её яркими всполохами, и никто на Катерину не обращает внимания. Только Ульяна ловит её за рукав:

- Ты что здесь делаешь, дурочка? - ахает, в сторону деревни толкает. - Быстро домой, а то уведут тебя хозяева леса, кикиморы разорвут, мавки защекочут!

Катерина смеется, вокруг костра хороводы водит вместе с деревенскими девушками, Ульяну из виду она теряет, но не расстраивается. Плетет венок и пускает его по реке, но его забрасывает на камень - не видать Катерине сватов в этом году. И настроение у девочки портится тут же, она фыркает - ну и пусть, всё равно замуж она выйдет! Костер трещит, пожирая хворост и ветки.

Венок её, на камне застрявший, вдруг соскальзывает в воду, и его несет волной прочь. Катерина замечает, бежит по берегу, трава щекочет босые ноги: только бы не завертело венок, не закрутило да к берегу не прибило. Лес вокруг сгущается, мрачнеет, но Катерина не замечает, что костры остались далеко позади.

В ветвях она слышит смех, должный быть звонким да беспечным, но замирает от его звучания. Он почему-то кажется ей зловещим. Оборачивается вокруг. Венок давно скрылся из виду, но Катерине уже всё равно. Она забрела далеко от деревни, и вокруг неё только шелест ночного ветра в листве да крики птиц. И смех. И шорохи жуткие. И лес, знакомый с детства, вдруг чудится враждебным, шепчущим “не отпущу, не отпущу, не отпущу”. Катерина пятится, босыми ногами по траве ступает и молится Господу. Пусть отведет от неё тварей нечистых, в лесах обитающих. Пяткой угождает в воду у берега, и чья-то холодная ладонь её за лодыжку хватает.

Катерина визжит, падает в холодные воды лесного озера, в которое речушка впадает. Десятки рук цепляются за её рубаху, за плечи, за волосы - рук ледяных, синих, с острыми ногтями, раздирающими кожу. Катерина брыкается и рвется на свободу, к воздуху, к кронам деревьев, но её утягивает на дно. И только венок болтается у берега, в конце концов прибиваясь к нему.

…Есть в лесу озеро, куда ходить нельзя ни за что - ни юноше, ни девице. Бабушка рассказывала, что в стародавние времена там жили мавки - утягивали других парней и девчонок на дно. Некоторые сами топились: от несчастной любви или вослед за красивой девушкой, что потом оборачивалась чудовищем с острыми клыками и до синевы бледной кожей. В сказки Дарья не верит - шестнадцать лет, как-никак, и последний год на бабулином хуторе. Потом - одиннадцатый класс, экзамены, поступление.