— Знаешь, — сказала Эйлин, — мне в самом деле не хочется ни во что играть. Я взрослая женщина.
— Да, я тоже.
— Так почему бы нам не оставить это?
— Мы можем прекратить вообще всю фигню.
Эйлин посмотрела на нее.
— Я думаю, мы только зря отнимаем друг у друга время, — безапелляционно заявила Карин. — Тебе нечего сказать мне, а если ты ничего не говоришь, то мне нечем тебе помочь. Так что, может быть, нам лучше…
— Единственная помощь, которая мне нужна…
— Да, я знаю. Совет, как уйти из полиции.
— Да.
— Вот я и не думаю, что смогу тебе в этом помочь.
— Почему же?
— Потому что я не думаю, что ты и в самом деле этого хочешь.
— Тогда скажи мне, какого черта я здесь делаю?
— Это ты скажи мне.
Эйлин сложила руки на груди.
— Ну вот, опять эта поза, — сказала Карин. — Слушай, я в самом деле не понимаю, почему ты обратилась ко мне?
— Я тебе уже рассказывала. Сэм Гроссман пред…
— Да, а ты посчитала, что это хорошая мысль. Но вот ты здесь, и тебе нечего мне сказать. Так давай закончим с этой бодягой, ладно?
— Сейчас?
— Да. Если позднее у тебя что-нибудь изменится…
— Плохо, что я не могу решиться прямо сейчас, а?
— Что ты имеешь в виду?
— Отставку. Если уходишь из полиции, то это навсегда.
— Почему ты так говоришь?
— Какое это имеет значение?
— Я в самом деле не понимаю, почему ты чувствуешь…
— Ты что, никогда не говорила с копами? Чем ты тут вообще занимаешься? С архитекторами работаешь? Или с банкирами? Я хочу сказать, разрази тебя Господь, ты что, не знаешь, как думают копы?
— А как они думают, Эйлин? Расскажи мне.
— Если я сейчас уйду… — Она опустила голову.
— Да?
— Не имеет значения, черт с ним.
— О'кей, — сказала Карин, посмотрев на часы. — У нас еще пятнадцать минут. Какие фильмы ты смотрела в последнее время?
— Мне не нравится то, что тебе приходится объяснять самые простые вещи, трах-тарарах!
— Какие?
— То, что будут все про меня думать, если я уйду!
— А что все будут думать?
— И почему невозможно…
— Так что же они будут думать, Эйлин?
— Что я испугалась, мать твою так!
— Ты испугалась?
— А разве я тебе этого не говорила? А как бы тебе понравилось, если бы тебя оттрахали?
— Мне бы это не понравилось.
— Попыталась бы ты объяснить это кому-нибудь.
— Кого ты имеешь в виду?
— Людей, с которыми я работала. Я работала с копами всего этого города.
— С мужчинами?
— И с женщинами тоже.
— Ну уж женщины точно поймут, почему ты боишься снова быть изнасилованной.
— Некоторые из них могут не понять. Есть такой вид женщин-копов, которые хуже любого мужика.
— Но большинство женщин тебя поймет, не так ли?
— Я думаю, да. Ну, Энни уж точно. Энни Роулс. Она поймет.
— Она работает в отделе по борьбе с изнасилованиями, так?
— Да, там. Она просто прелесть.
— Так кто, ты думаешь, тебя не поймет? Мужчины?
— Я никогда не слышала об изнасилованных мужчинах, а ты? Кроме как в тюрьме. Но ведь большинство копов не сидело в тюрьме.
— Значит, ты беспокоишься о копах? О мужчинах-копах. Ты думаешь, что они тебя не поймут, правильно?
— Тебе бы следовало поработать с некоторыми из этих парней, — сказала Эйлин.
— Но ты в любом случае с ними не будешь больше работать, если уйдешь из полиции.
— Ну да, а они будут трепать по всему городу, что я испугалась.
— Это для тебя так важно?
— Я хороший полицейский, — сказала Эйлин, — точнее, была им.
— Ты еще не ушла из полиции. Значит, ты все еще полицейский.
— Да, но уже не хороший.
— Тебе это кто-нибудь говорил?
— Не в лицо.
— Ты думаешь, что об этом говорят у тебя за спиной?
— А кого это волнует?
— Ну, тебя это волнует, разве нет?
— Может, они думают, что я испугалась, так вот, они ошибаются.
— Но ведь ты испугалась. Ты сама сказала мне, что испугалась.
— Я сама знаю, что испугалась.
— Так что тут такого?
— Я — полицейский.
— А ты думаешь, полицейские не боятся?
— Не до такой степени, как я.
— А как ты испугалась, Эйлин, ты можешь мне это рассказать?
Она надолго замолчала. Потом произнесла:
— Мне снятся кошмары, каждую ночь.
— Про изнасилование?