И дочери тоже. При условии, что Академия начнет когда-либо принимать девочек, которые, правда, будучи представительницами более чувствительного пола, вряд ли захотят ехать туда, где температура опускается на тридцать градусов ниже нуля.
— Я не знаю, где Скотт, — сказал Лоуэри. — Он должен вернуться сюда только к девятому числу. К понедельнику.
— Извините, я чего-то не понимаю! — удивился Карелла.
— Да?
Карелла представил себе собеседника — в твидовом костюме, лицо приятное, бородат, веселые карие глаза, он находит нечто странное и смущающее в том, что два детектива из далекого большого города звонят сюда, в тихий Мэн.
— Вы говорите, занятия в классах начнутся только в понедельник? — переспросил Карелла.
— Так оно и есть.
— Но миссис Хэндлер сказала, что ее сын уехал в школу…
— Мать Скотта?
— Да. Мы разговаривали с ней вчера утром, и она сообщила нам об этом.
— Она ошиблась, — твердо сказал Лоуэри.
«Или соврала», — вздохнул про себя Карелла.
Пуэрториканца звали Хосе Геррера.
Из носа и рта у него торчали пластиковые трубки искусственного питания и дыхания, большую часть лица закрывали бинты. Одна рука закована в гипс. Клинг посетил клинику, чтобы узнать, когда парень сможет выписаться. Ему посоветовал — причем настойчиво — приехать сюда Артур Браун, один из чернокожих детективов участка.
Браун сказал: «Берт, ты ухлопал двоих. Оба негры. В наше время коп, который застрелит негра, сильно рискует по уши вляпаться в дерьмо. Полицейский может перестрелять семнадцать почтенных китайских торговцев, сидящих на лавочке в парке, — одного за другим, по очереди, — и никто бровью не поведет. Тот же полицейский видит негра с «магнумом» калибра 0,357 в руке, выходящим из банка, в котором только что взял пятьдесят штук из сейфа, пристрелив кассира и еще человека четыре. И если вот тут, не дай Бог, коп начнет пальбу, тут же немедленно соберется митинг протеста. Посыплются проклятия и обвинения в расовой дискриминации и полицейской жестокости.
Вообще-то, Берт, хотел бы я посмотреть, если в один прекрасный день мне придется пристрелить черного, что тогда запоют борцы за равноправие, которых так много в этом благословенном городе! А пока, приятель, я бы тебе посоветовал быстрее смотаться в госпиталь и поговорить с парнем, у которого выбивали мозги на том углу. Постарайся получить у него подтверждение, что ты не нарушил инструкций департамента по применению оружия. Это тебе мой совет».
— …Пошел ты, козел, — сказал Клингу Геррера.
Из-под бинтов голос его звучал приглушенно, но тем не менее вполне отчетливо.
От неожиданности Клинг захлопал глазами.
— Я же тебе спас жизнь. — Ничего умнее ему в голову не пришло.
— Кто тебя просил это делать?
— Но эти парни…
— Эти парни так и так меня грохнут. Вот чего ты добился…
— Они чуть не грохнули меня самого! — Клинг начал сердиться. — Они выбили мне чертов зуб!
— В следующий раз не будешь подставлять рожу.
Клинг снова заморгал.
— Так вот что я получаю вместо благодарности! Я спасаю твою паршивую жизнь…
— А ты знаешь, как меня здесь мучают? — сказал Геррера. — Если бы я дал им убить себя, то сейчас так не мучился. А все из-за тебя.
— Из-за меня?
— Ну да. А ты как думал? Я выползаю из госпиталя, и через минуту они меня кончают. Хоть бы на этот раз тебя рядом не было. Тогда уж, я надеюсь, они не промахнутся.
— Некому тебя кончать, — заявил Клинг. — Успел смотаться только один из них.
— Ну и что? — спросил Геррера. — Ты не знаешь этих людей. Не представляешь, как они работают.
— Ну так расскажи.
— Ха, большой храбрый коп знает все на свете в натуре. Ни хрена ты не понимаешь… Эти люди меня убьют, можешь быть уверен.
— А почему они должны тебя убить?
— Иди у них спроси. Ты ж герой! Поболтай с тем, кого ты повязал, он тебе расскажет.
— Но раз уж я здесь, почему ты не поможешь мне сэкономить время?