— Конечно, если на самом деле ее убил не ты.
— Нет, нет, — запротестовал Скотт.
Но отвел глаза в сторону.
— Не ты сделал это? — настаивала она.
— Сказал тебе, нет.
Но он не смотрел на нее.
Лорейн прижалась к Скотту. Взъерошила ему волосы. Откинула его голову назад.
— Скажи мне правду, — прошептала она.
— Я не убивал ее, — ответил Скотт.
Она прижалась губами к его рту. «Боже, какие сладкие губы!» — подумала она. И яростно впилась в них. На мгновение задумалась, правду ли он ей сказал. Потом все ушло. Но в уголке сознания спряталась мысль: «Быть может, он все-таки убил эту девушку?»
Когда вечером Клинг поднялся по лестнице на второй этаж к себе, Хосе Геррера сидел на лавочке в коридоре. Голова перевязана, лицо все еще отекшее, в синяках, правая рука в гипсе.
— Buenas noches[3], — сказал он, ухмыляясь, как один из мексиканских бандитов в «Сокровище Сьерра-Мадре». Клингу тут же захотелось пойти спрятать серебро. Тот, кто смотрел фильм, понял бы его желание.
— Ты меня ждешь? — спросил Клинг.
— Кого еще-то? — Геррера все еще ухмылялся. Клингу захотелось двинуть ему по зубам — и за ухмылку, и за все, что он вытерпел от этого пуэрториканца в госпитале. Закончить то, что начали те черные ребята. Он приблизился к барьеру, открыл дверцу и прошел в комнату детективов. Геррера последовал за ним.
Клинг подошел к своему столу и сел за него.
Геррера уселся напротив. Поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.
— Все еще болит голова, — пожаловался он.
— Это хорошо, — отозвался Клинг.
Геррера щелкнул языком.
— Меня выписали сегодня днем, — сказал он. — По-моему, слишком рано. Я могу подать на них в суд.
— Ну так подай!
— Я думаю, может и выгореть. Голова все еще болит.
Клинг начал изучать баллистическое заключение о перестрелке, происшедшей без четверти двенадцать на Рождество. Семейная ссора. Парень пристрелил в рождественскую ночь родного брата.
— Я решил помочь тебе, — объявил Геррера.
— Спасибо, мне твоя помощь не нужна, — довольно улыбнулся Клинг.
— Но ты же говорил мне в госпитале…
— То было тогда, а сейчас — это сейчас.
— Я могу обеспечить тебе громкое дело о наркотиках. — Геррера понизил голос до шепота, с подозрением взглянув на Эндрю Паркера, трепавшегося с кем-то по телефону у своего стола…
— Мне не нужно громкое дело о наркотиках, — отрезал Клинг.
— Эти парни, которые хотели меня грохнуть… Спорим, ты думаешь, что они обычные черномазые, да? Хрен тебе! Они с Ямайки.
— Ну и что?
— Ты знаешь, что такое ямайские поссы!
— Да, — сказал Клинг.
— Точно знаешь?
— Точно.
Банды ямайских гангстеров называли себя поссами. Бог знает почему. Так на Диком Западе называют группы людей, выбираемых местным шерифом для помощи в обеспечении общественного спокойствия. Клингу эта двусмысленность казалась похожей на порядки, описанные в сочинениях Оруэлла. На самом деле, если война — это мир, то почему бы плохим парням не быть хорошими парнями, а бандитам — поссами, а? Ребятишки не могут даже правильно выговорить это слово. Они произносят «пэсси» — видно, насмотревшись фильмов из сериала о шотландской овчарке. Но в любом случае, дружок, как только они тебя увидят, сразу пробьют твой череп. Доделают, так сказать, начатое.
— Мы говорим о поссе, который, может быть, номер первый в Штатах, — мямлил свое Геррера.
— Прямо у нас под носом, в нашем маленьком тихом уголке… — хмыкнул Клинг.
— Он еще круче, чем «Спенглер».
— Ну-ну.
— Круче, чем «Уотерхауз».
— Ну-ну.
— «Шовер» — ты знаешь про такой посс?
— Слыхал.
— Так вот этот… Он даже круче, чем «Шовер». Я имею в виду наркотики, торговлю живым товаром и незаконный ввоз оружия. Он этим всем заправляет. Крупная партия наркотиков… Скоро поступит. Предстоит большая сделка.
— Да ну! И где же?
— Да здесь же, на территории твоего участка!
— И как зовут этого крутого хозяина?
— Не все сразу, — ухмыльнулся Геррера.
— Если у тебя есть что мне сказать, говори. — Клингу все это начинало надоедать. — Ты пришел сюда сам. Я в твою дверь не звонил.
— Но ты же хотел узнать, почему…
— Это уже не имеет значения. Начальство считает, что я действовал, не нарушая правил…
— Все равно, не важно. Ты — мой должник.
Клинг, ошарашенный, уставился на него.