— Почему ты здесь, — спросила она у него.
Он посмотрел наверх, почти не испугавшись. Мне пришлось поставить ему это в плюс.
— Ищу работу, — ответил он.
Она осмотрела его с головы до ног.
— Это галстук на застежке?
— Да, мадам, — кивнул он. — Уверен, это он и есть.
Лола посмотрела на меня, затем снова на него, и разразилась хохотом.
— О, Боже, только посмотрите на него. И ты хочешь работать на меня?
— Да, мадам, именно так.
Он был очень вежлив, и я могла наблюдать, как он быстро набирает очки. Лола любила, когда ее уважают.
— Ты можешь делать маникюр?
Он явно это учитывал.
— Нет. Но я быстро учусь.
— Ты можешь эпилировать зону бикини?
— Неа.
— Стричь?
— Нет, точно нет.
Она покачала головой из стороны в сторону, улыбаясь ему.
— Сладкий, — наконец произносит она, — ты бесполезен.
Он кивает.
— Моя мама всегда так говорит, — отвечает он. — Но я играю в группе, и сегодня нам всем надо найти работу, поэтому я так стараюсь.
Лола снова смеется. Звук такой, словно смех исходит прямо из ее живота.
— Ты в группе?
— Да, мадам. Мы только приехали из Вирджинии, на лето. И нам всем надо найти работу на первую половину дня, поэтому мы пришли сюда и разделились.
Итак, они не мормоны. Они музыканты. Это еще хуже.
— На чем ты играешь? — спрашивает Лола.
— На барабанах, — говорит он.
— Как Ринго?
— Точно. — Он ухмыляется, затем тихо добавляет: — Знаете, они всегда ставят рыжих парней на задний план. Иначе, взгляды всех девушек были бы прикованы ко мне.
Лола разрывается от смеха, настолько громкого, что Талинга и Аманда, мастер маникюра, поднимают головы.
— Что происходит в мире? — спрашивает Аманда.
— Господи, это галстук на застежке? — говорит Талинга.
— Слушай, — Лола переводит дыхание: — Тут у нас ничего для тебя нет. Но пойдем со мной в кофейню, и я найду тебе работу. За хозяйкой кофейни должок.
— Правда?
Она кивает.
— Ну, пошли. У меня не весь день свободен.
Он подпрыгивает, ручка падает на пол. Он наклоняется, чтобы поднять ее, затем протягивает мне бланк заявления.
— Все равно спасибо, — говорит он.
— Обращайся.
— Пойдем, Ринго! — кричит Лола, стоя у выхода.
Он подпрыгивает, ухмыляется, затем наклоняется ближе ко мне:
— Знаешь, он все еще говорит о тебе.
— Кто?
— Декстер.
Конечно. Это все моя удачливость. Он не просто в группе, он именно в этой группе.
— Почему? — спрашиваю я. — Он меня даже не знает.
— Это не важно, — он пожимает плечами. — Ты официально бросила ему вызов. И теперь он ни за что не отступит.
Я просто сижу, потряхивая головой. Смешно.
Он не замечает, вместо этого похлопывает ладонью по столу, словно мы заключили сделку или что-то в этом роде, затем следует за Лолой.
Как только они уходят, Талинга смотрит на меня:
— Ты его знаешь?
— Нет, — я хватаю телефон, так как он снова звонит. Мир тесен, наш город мал. Это просто совпадение. — Не знаю.
Прошла неделя, как мы с Джонатаном разбежались, но я совсем не думала ни о нем, ни о музыканте Декстере, ни о чем-либо еще, кроме свадьбы моей матери. Это меня отвлекало, как раз то, что мне было нужно, но вряд ли я признала бы это вслух.
Сначала Джонатан звонил, но затем перестал, когда понял, что я никогда не вернусь. Хлоя отметила, что я получила, что хотела: свободу. Хотя не совсем тем путем. Мне все еще досаждало, что меня обманули. От этого я просыпалась по ночам, не способная вспомнить, что мне снилось.
К счастью, мне еще приходилось иметь дело с Лиссой. Последнюю неделю она все полностью отрицала, находясь в уверенности, что Адам передумает. Мы делали все возможное, чтобы она не позвонила/ не поехала/ не пошла к нему на работу, что не привело бы ни к чему хорошему в такой ситуации — это было нам всем хорошо известно. Если он захочет ее увидеть, он найдет ее. Если захочет ее вернуть, она должна заставить его поработать над этим. И тому подобное.
А теперь пришло время для свадьбы. Я ушла с работы пораньше, в пять, и поехала домой готовиться к обеду по поводу репетиции церемонии. Как только я вошла в дом, я поняла, что он в том же состоянии, что и был, когда я уходила. В хаосе.
— Нет ни единого шанса, что они будут здесь во время! — кричит моя мать, в то время как я вхожу и кидаю ключи на стол. — Они должны быть здесь через час, или мы не сможем устроить обед!
— Мам, — я узнаю ее близкий-к-срыву голос. — Остынь.
— Я все понимаю, — все еще визжит она: — Но это моя свадьба!
Я заглядываю в гостиную, в ней никого нет, не считая Дженнифер Энн, уже одетой к обеду. Она сидит на кушетке и читает книгу под названием «Строим планы, воплощаем мечты», на обложке которой изображена задумчивая женщина. Дженнифер Энн смотрит на меня, переворачивает страницу.
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Проблемы со службой по доставке лимузинов.
Она взбивает свои волосы:
— Кажется, одна из машин попала в аварию, а другая стоит в пробке.
— Это неприемлемо! — вопит моя мать.
— Где Крис?
Она посмотрела на потолок.
— В своей комнате. Очевидно, высиживает яйца.
Она строит гримасу и возвращается к книге.
Мой брат выращивает ящериц. Наверху, напротив его комнаты, там, где раньше была кладовка, он хранит несколько аквариумов, в которых разводит ящериц. Их сложно описать: они меньше, чем игуаны, но крупнее гекконов. У них змеиные язычки, и они питаются маленькими сверчками, которые постоянно теряются по всему дому, прыгают вниз по лестнице, прячутся в обуви и стрекочут оттуда. У него даже есть инкубатор, он держит его на полу у себя в комнате. Когда Крис кладет в него яйца, он целый день работает, медленно меняя температуру, необходимую, чтобы ящерки вылупились.
Дженнифер Энн ненавидит ящериц. Они — камень преткновения в ее трансформации Криса, их он никогда не бросит ради нее. В итоге, она отказалась приближаться к его комнате, вместо этого она проводит время в нашем доме сидя на кушетке или за кухонным столом, обычно читая мотивационные книжки и вздыхая так громко, что ее слышат все — кроме Криса, который обычно сидит наверху, привязанный к своим животным.
Но сейчас у меня большие проблемы.
— Я все понимаю, — моя мать уже готова расплакаться: — но вы тоже поймите, сто человек ждут меня в Хилтоне, а я не приеду!
— Тпру, тпру, тпру, — я подхожу к ней и деликатно накрываю ладонью трубку. — Мам, позволь мне поговорить с ними.
— Это смешно! — шипит она, но все-таки отдает мне трубку. — Это…
— Мам, — тихо говорю я: — иди, продолжай одеваться. Я все разрулю. Ладно?
Она секунду стоит и моргает. На ней уже надето платье, и она держит в руках колготки. Но нет ни макияжа, ни украшений. Что означает еще двадцать пять минут, если, конечно, нам повезет.
— Ну ладно, — она словно делает мне одолжение. — Я буду наверху.
— Отлично.
Я наблюдаю, как она выходит из комнаты, приглаживая волосы пальцами. Как только она ушла, я беру трубку:
— Это Альберт?
— Нет, — отвечает голос осторожно: — Это Томас.
— А Альберт там?
— Подождите.
До меня доносится приглушенный шум, словно кто-то прикрыл трубку. Затем:
— Здравствуйте, Альберт слушает.
— Альберт, это Реми Старр.
— Хэй, Реми! Слушай, по поводу машин — просто произошла путаница, понимаешь?
— Моя мать близка к нервному срыву, Альберт.
— Понимаю, понимаю. Но послушай, Томас старался ей объяснить вот что. Мы поступим так…
Пять минут спустя я понимаюсь наверх и стучусь в комнату матери. Когда я вхожу, она сидит перед своей косметичкой. Выглядит она без изменений, правда сменила платье, а теперь припудривает лицо. Ох, прогресс.
— Все улажено, — говорю ей. — Машина прибудет в шесть. Это не совсем тот лимузин, но завтра все будет в порядке, а это — самое главное. Хорошо?