— Мы собираемся исполнить для вас оригинальную песню. Современную классику. Ребята, это «Картофельная песня».
Еще больше подбадриваний от девочек, одна из которых — полногрудая рыжая с широкими плечами, которую я узнаю по бесконечным пересечениям в дамской комнате — подходит ближе к сцене, так, что она практически у ног Декстера. Он ей улыбается, вежливо.
— Я увидел ее в продуктовом отделе, — начинает Декстер. — Поздно в прошлую субботу. И прошло уже семь дней с тех пор, как она ушла…
Еще одно громкое гикание от того, кто, по-видимому, уже являлся фанатом «Картофельной песни». Хорошо, подумала я. Здесь дюжина человек, от кого это могло исходить.
— Ей понравилось мое нежное филе, мои животные намеки, — продолжал Декстер. — Но теперь она принцесса-веган, и живет на бобах. Она забросила сыр и бекон, клянусь Бургер Кингом, и когда я не стал делать то же самое, она вернула мне кольцо. И я стоял здесь, возле салата, с болью в сердце, — на этом месте он положил руку на грудь и выглядел печальным, что оживило толпу. — Надеясь, что эта красота, не признающая мяса, все еще будет моей. Она отвернулась к кассе, пятнадцать продуктов или меньше. И я знал, что это последняя попытка, поэтому я сказал…
Здесь он остановился, позволяя музыке играть, и Джон Миллер забарабанил быстрее, повышая ритм. Я видела, что люди в толпе уже подпевали слова.
— Не нужен мне томат твой гадкий, потому что я хочу картофель сладкий, — пел Декстер.
— Пюре, со сливками или кремом, тушеный, кусочками или ломтиками, как бы ты его не приготовила — все будет чудесно.
— Это песня? — спрашивает меня Джесс, а Лисса смеется и хлопает.
— Это много песен, — отвечаю я. — Это опус.
— Что? — говорит она, но я даже не повторяю, потому что теперь песня достигает своего пика, во время которого идет перечисление всевозможных овощей. Толпа выкрикивает, Декстер усиленно поет, заводя песню: когда они заканчивают, со звоном тарелок, толпа бурно аплодирует. Декстер наклоняется к микрофону, говорит, что они вернутся через несколько минут, затем спрыгивает со сцены, хватая пластиковый стакан. Я наблюдаю, как рыжая девушка подходит к нему, наступая, отрезая его от пути.
— Ооо, Реми, — Хлоя тоже это замечает. — У твоего мужчины поклонница.
— Он не мой мужчина, — я отхлебываю пиво.
— Реми с группой, — говорит Хлоя Джесс, и та фыркает.
— Это уже слишком для правила «никаких музыкантов». Дальше она будет в автобусе продавать футболки на парковке, показывать буфера, чтобы пройти за сцену.
— По крайней мере у нее есть что показывать, — говорит Джесс.
— У меня есть буфера, — Хлоя показывает на грудь. — Если они не свисают, это не значит, что они не существуют.
— Ладно, размер Б, — Джесс делает глоток своего напитка.
— У меня есть сиськи! — снова говорит Хлоя, немного громко — она уже приговорила пару минибутылочек в Местечке.
— Мои сиськи великолепны, черт возьми. Ты знаешь это? Они фантастические! Мои сиськи потрясающие.
— Хлоя, — говорю я, но, конечно, уже слишком поздно. Не только два парня, которые стоят рядом, проверяют ее грудь, но и Декстер, проскользнувший за мной, со смущенным видом. Хлоя краснеет — что для нее редкость — пока Лисса сочувственно похлопывает ее по плечу.
— Так это правда, — наконец говорит Декстер. — Девочки говорят о сиськах, когда они в группке. Я всегда так думал, но у меня никогда не было доказательства.
— Хлоя просто отметила это, — объясняет ему Лисса.
— Точно, — говорит Декстер, а Хлоя проводит рукой по волосам и поворачивает голову, словно она внезапно увлечена стеной.
— В любом случае, — продолжает он. — Картофельная песня прошла на «ура», вам так не кажется?
— Я согласна, — я двигаюсь ближе, а он скользит рукой по моей талии. Есть одна вещь, касательно Декстера: он совсем не так открыто выражает чувства, как это делал Джонатан, но у него есть особые движения, которые мне нравятся. Рука вокруг моей талии одно из них, но что меня сводит с ума, так это как он обхватывает пальцами мою шею, положив большой палец на пульс. Это так сложно объяснить, но каждый раз у меня холодок, словно он трогает мое сердце.
Я смотрю, а Хлоя смотрит на меня, как всегда бдительно. Я быстро отряхиваюсь от этих мыслей и допиваю пиво, когда приходит Тед.
— Отличная работа на втором куплете, — первое, что он говорит, и не милым тоном, а саркастическим и едким. — Знаешь, если ты искажаешь слова, то тем самым оказываешь песне плохую услугу.
— Искажаю какие слова? — говорит Декстер.
Тед громко вздыхает.
— Не она принцесса-веган, и живет на бобах. А она принцесса-веган, и живет за счет бобов.
Декстер смотрит на него, полностью в замешательстве, словно он только что прослушал прогноз погоды.
Хлоя говорит:
— Какая разница?
— Целое слово и есть разница! — фыркает Тед. — Жить за счет бобов — это правильный английский, который соответствует высшему обществу, принятым стандартам и статусу кво. Жить на бобах, однако, является более сленговым выражением низшего класса, что говорит не только о человеке, поющем песню, но и о музыке, которая его сопровождает.
— Все это из-за одного слова? — спрашивает его Джесс.
— Одно слово, — вполне серьезно отвечает Тед, — может изменить весь мир.
Момент мы все это перевариваем. Наконец Лисса говорит Хлое, достаточно громко, чтобы все услышали (она сама выпила одну или две минибутылочки), — Спорим, он хорошо сдал SAT.
— Шшшш, — так же громко отвечает Хлоя.
— Тед, — говорит Декстер, — Я услышал, что ты хотел сказать. И понял. Спасибо, что указал на различия, и я больше не сделаю этой ошибки.
Тед стоит и моргает.
— Ладно, — нелегко произносит он. — Хорошо. Ну. Я собираюсь покурить.
— Звучит отлично, — говорит Декстер и Тед уходит, пробираясь через толпу к бару.
Пара девушек у двери следят за тем, как он проходит, кивая друг другу. Боже, группа это ненормально. У некоторых женщин нет стыда.
— Впечатляет, — обращаюсь я к Декстеру.
— У меня большой опыт, — объясняет он. — Видишь ли, Тед очень фанатичен. И действительно, он хочет, чтобы нас услышали. Слушаешь его, киваешь, соглашаешься. Три шага. Проще простого.
— Проще простого, — повторяю я, и затем он скользит рукой к моей шее, располагая пальцы именно так, что меня опять настигает это странное чувство. На этот раз от него не так легко отделаться, и когда Декстер приближается ко мне, целует меня в лоб, я закрываю глаза и спрашиваю себя, насколько далеко мы зайдем. Может, это не будет целое лето. Может мне надо будет прекратить это раньше, чтобы предотвратить крушение в конце.
— Сообщение для Декстера, — говорит голос перед клубом.
Я смотрю вверх: это Джон Миллер, он щурится в свете дома.
— Сообщение для Декстера. Вы нужны в пятом проходе для проверки сцены.
Рыжеволосая девушка стоит за сценой, близко. Она поворачивает голову и следует взгляду Джона Миллера, смотрит прямо на нас. На меня. И я смотрю на нее, чувствуя себя собственницей того, что с уверенностью даже не могу назвать моим.
— Должен идти, — говорит Декстер. Затем наклоняется к моему уху и добавляет: — Подождешь меня?
— Возможно, — отвечаю я.
Он смеется, словно это шутка, и исчезает в толпе. Через несколько секунд я наблюдаю, как он карабкается на сцену, так неуклюже и неловко: он задевает одной ногой микрофон, из-за чего он начинает раскачиваться. Шнурки на одном ботинке, конечно же, развязаны.
— О, Господи, — говорит Хлоя. Она смотрит прямо на меня, качает головой, а я говорю себе, что она ошибается, так ошибается, даже когда говорит. — Ты труп.
Глава 9
— Я думал, это будет пикник. Ну, типа хот-доги и бургеры, крошка-картошка, фруктовый салат.
Декстер взял коробку Twinkies и положил ее в тележку.
— И Twinkies.
— Так и есть, — сказала я, снова сверяясь со списком перед тем, как взять с полки четырех долларовую стеклянную банку импортных сушеных томатов.