Мама некоторое время обдумывает это, затем говорит:
— Что ж, это правда, что мне порой причиняли боль. Небольшую. Но правда и в том, что я любила и была любима. И это перевешивает все остальное. Если представить мою жизнь в виде круговой диаграммы, которую я уже упоминала, то, оглядываясь назад, я вижу, что почти всю ее часть занимает любовь. Проблемы, разводы, грусть… они тоже в ней есть, но это лишь тоненькие полоски на ней, крохотные кусочки.
— Я просто считаю, что нужно себя защищать. Нельзя забывать о себе, думая о других.
— Нельзя, — печально соглашается мама. — Но то, что ты не подпускаешь к себе людей и отказываешь себе в любви, не делает тебя сильной. Наоборот, это делает тебя слабой. Ведь ты поступаешь так, потому что боишься.
— Боюсь чего? — спрашиваю я.
— Рискнуть, — просто отвечает мама. — Отпустить себя и отдаться любви. Ведь вся жизнь состоит из риска, Реми. Слишком сильно бояться, чтобы даже попробовать — значит, тратить жизнь впустую. Я сделала кучу ошибок, но ни о чем не жалею, потому что не простояла всю свою жизнь в сторонке, размышляя о том, как бы могла ее прожить.
Я сижу, не зная, что сказать. Я вдруг поняла, что зря жалела маму. Все эти годы я жалела ее из-за неудавшихся браков, принимая все ее попытки устроить личную жизнь за величайшую слабость и не осознавая, что она видит все совершенно иначе. По ее мнению, то, что я оттолкнула Декстера, показывает мою слабость, а не силу.
— Барбара, мы должны быть там через десять минут, так что давай… — появляется в дверях Дон со съехавшим на бок галстуком и переброшенным через руку пиджаком. Он замолкает, увидев меня. — О, Реми. Привет.
— Привет, — отвечаю я.
— Посмотри на свой галстук, — говорит мама, вставая. Она подходит к нему, приглаживает ладонями перед рубашки и, поправив галстук, затягивает на нем узел потуже. — Вот. Теперь все хорошо.
— Нам пора. — Дон целует ее в лоб, и она отступает. — Джианни ненавидит ждать.
— Тогда идем, — соглашается мама. — Реми, милая, чудесного тебе вечера. И подумай о том, что я тебе сказала.
— Хорошо. Вы тоже повеселитесь.
Я встаю из-за стола. Дон направляется к машине с ключами в руке, а мама подходит ко мне и кладет ладони мне на плечи.
— Не становись циничной из-за маминой жизненной истории, Реми, — мягко просит она. — Ладно?
Слишком поздно, — думаю я, когда она целует меня. Я провожаю ее взглядом до машины, где ее ожидает Дон. Он опускает руку на ее поясницу, подводит ее к пассажирской двери и помогает сесть. В этот момент я, кажется, начинаю понимать, о чем она говорила. Может быть, брак, как и жизнь, состоит не из одних лишь Важных Мгновений, неважно — плохих или хороших. Может быть, он как раз состоит их мелочей, таких как вот это, когда тебя медленно, но верно, день за днем, ведут вперед, создавая тем самым даже из самой шаткой, тончайшей связи нерушимые, крепкие узы.
Мне продолжает везти. Свидание с Полом проходит очень даже ничего.
Сначала, когда он заезжает за мной, я веду себя несколько настороженно, но к своему собственному удивлению вскоре расслабляюсь, начиная болтать с ним об университете. Оказывается, один из его лучших школьных друзей учится в Стэнфорде, и Пол навещал его на Рождество.
— Кампус там обалденный, — говорит он. В этот момент мексиканская группа в ресторане заводит очередное исполнение «С днем рождения тебя». — К тому же, у них много профессоров и не приходится иметь дело с кучей преподающих аспирантов.
Я киваю.
— Я слышала, у них там все очень строго в образовательном плане.
— Да ладно тебе, — улыбается Пол. — Я знаю, что чтобы попасть туда, ты должна быть очень умной. Сомневаюсь, что у тебя возникнут там какие-либо проблемы. Ты наверняка получила на отборочном экзамене высшую оценку, так ведь?
— Не так, — качаю я головой.
— Я же, — торжественно продолжает Пол, отпив из бокала воды, — преуспел в категории придурков, поэтому буду тянуть в городском университете на джентельменскую тройку, в то время как ты отправишься рулить свободным миром. Пришли мне открытку. Или нет, лучше навести меня, когда я после окончания универа буду работать в какой-нибудь забегаловке — я тебя по дружбе угощу двойной порцией и все такое.
Я улыбаюсь. Пол обаяшка и богатый парень, но он мне нравится. Он из тех, с кем легко общаться, потому что он со всеми найдет общий язык. Помимо Стэнфорда мы успели обсудить воднолыжный спорт (Пол его обожает, хотя тот ему не дается), то, что он билингвист (он знает испанский, так как его бабушка — венесуэлка), и то, что в конце лета он вернется в университет, где состоит в братстве «Сигма Ну», специализируется в психологии и заправляет баскетбольной командой, которая, как он выразился, играет «просто душой, никакого умения».[21] Он не бесхитростный и не супер-веселый, но и не неуклюжий и неловкий. Не успела я оглянуться, как нам подали еду, мы поели, но все еще продолжали болтать, не обращая внимания на то, что наши тарелки уже собрали с намеком, что мы засиделись.
— Ладно, — говорит Пол, когда мы наконец радуем официанта своим уходом, — чтобы быть уж до конца откровенным, скажу, что я с некоторой опаской ждал нашей встречи.
— Чтобы быть уж до конца откровенной, — отвечаю я, — скажу, что ты был в этом не одинок.
Мы подходим к машине, и он удивляет меня тем, что открывает мне дверцу и ждет, пока я не сяду. Мило, — думаю я, когда он обходит машину, чтобы сесть за руль. Очень мило.
— Так что, если бы наш ужин был полной катастрофой, — продолжает Пол, заводя автомобиль, — я бы сказал тебе, что прекрасно провел время, отвез тебя домой, проводил до двери и умчался на всех парах из твоего района, забив на все стоп-знаки.
— Как благородно, — замечаю я.
— Но, — говорит он дальше, — так как ужин прошел замечательно, я спрошу: не хочешь ли ты пойти со мной на вечеринку у бассейна? Ее устраивают мои друзья. Пойдешь?
Я задумываюсь. Пока вечер только радовал. Приятное свидание. Не случилось ничего такого, о чем бы я сожалела или слишком много думала позже. Все идет, как надо, но почему-то в голове крутится разговор с мамой. Может быть, я действительно не подпускаю к себе мир, но пока меня это вполне устраивает.
— Конечно, — отвечаю я.
— Здорово. — Улыбнувшись, он включает зажигание и дает задний ход. Я ловлю на себе его взгляд и понимаю, что только что практически завязала новые отношения. Даже странно, как легко это получилось, учитывая то, что старые завершились всего три недели назад. Я думала, Декстер сильнее повлияет на меня, изменит меня, и вот, смотрите-ка, сижу уже с другим парнем, в другой машине, и начинается новый виток. И все же Декстер был особенным, каким-то помрачнением рассудка, а с Полом я снова становлюсь на твердую почву, и это хорошо.
— Боже, — говорит Лисса, макая ломтик жареного картофеля в кетчуп, — ты его словно по спец-заказу достала. Как так?
Я улыбаюсь, потягивая диетическую колу.
— Наверное, мне повезло.
— Он очарователен. — Лисса засовывает в рот очередную картофелину. — Блин, всех классных парней уже разобрали.
— Твое нытье означает, что у ПиДжея из «КаБум» есть подружка? — спрашивает ее Джесс.
— Не называй его так, — угрюмо отвечает Лисса, поедая картофель. — И они уже расходились этим летом. Представляете, она не посетила ни одно мероприятие!
— Вот сучка, — ухмыляется Джесс, и я громко смеюсь.
— Я к тому, — продолжает Лисса, игнорируя нас, — что это несправедливо. Меня только что кинули, и парень, который мне нравится, теперь недоступен, а у Реми аж два бойфренда сразу — прикольный музыкант и очаровательный студент. Это неправильно. — Она снова засовывает в рот картошку фри. — И я все ем и ем. Хотя, кого это волнует, я же совершенно не достойна любви.
— Ой, вот только не надо заводить старую песню, — ворчит Джесс.
— Прикольный музыкант? — спрашиваю я.