— Ненавижу «Спиннербейт»! — отвечает Мери.
— Где играют? — спрашивает Тед.
Лукас захлопывает дверцу и обходит машину спереди.
— Спасибо, что подбросила, — говорит он мне, постучав по моему полуопущенному стеклу. — Я тебе очень благодарен.
— Что все это значит? — кричит Тед. — Это вторжение на нашу территорию!
— Это война! — отзывается Лукас, и они оба смеются.
Лукас направляется к дому, но я нажимаю на клаксон, и он оборачивается.
— Хей, Лукас!
— Да? — Он делает пару шагов ко мне.
— Желаю удачи, — говорю я и чувствую себя очень неловко, ведь я его едва знаю. Однако почему-то чувствую необходимость сказать хоть что-нибудь. — Я имею в виду, желаю удачи всем вам.
— Уху, — пожимает он плечами. — Посмотрим, выгорит ли у нас что.
Отъезжая, я вижу, что он вытаскивает ящик с молоком, чтобы присоединиться к пикнику Мери и Теда. Тед протягивает ему «Твинкис». Бросив в последний раз взгляд на их дом, я замечаю Манки, сидящего у двери, высунув язык. Где, интересно, Декстер? — думаю я и сразу одергиваю себя — какое мне дело? Но если бы он был дома, то, скорее всего, вышел бы поприветствовать меня. Просто потому, что мы друзья.
Остановившись на стоп-знаке, я смотрю в зеркало заднего вида. Во дворе желтого дома все еще сидят Тед, Мери и Лукас, вот только теперь к ним присоединился и Декстер. Опустившись на корточки у самодельного столика, он разворачивает «Твинки», а Манки ходит вокруг них кругами, виляя хвостом. Они болтают, и на короткую секунду меня пронзает острая боль. Такое ощущение, словно я потеряла что-то очень важное. Странно. Затем стоящая позади машина нетерпеливо сигналит, и я возвращаюсь в реальность, стряхиваю с себя оцепенение и еду вперед.
В доме стоит тишина. Мама уехала в город, на конференцию писателей, которую посещает каждый год в августе. Там она дает семинары начинающим романистом и целых три дня и две ночи купается в их обожании во «Флорида-Кис». Что касается Криса, то он практически живет и спит у Дженнифер Энн, где нормальный хлеб и можно завтракать, глядя на плакаты с красивыми цветочными садами, а не на огромные неоклассические сиськи. Обычно я люблю оставаться дома одна, но мне все еще как-то неловко находиться с Доном, поэтому я воспользовалась предложением Лиссы в выходные переночевать у нее. Дона я уведомила об этом запиской, засунутой под растущую на кухонном столе пирамиду из пустых банок «Эншур».
Я иду в кабинет мамы, распахиваю там шторы. На полке возле ее стола лежит пачка листов: новый роман или какая-то его часть. Я сажусь, поджав под себя ноги, кладу пачку себе на колени и начинаю листать страницы. Когда я читала о Мелани в последний раз, муж покинул ее, и она осталась одна на холодном супружеском ложе с мыслями о том, что ее брак — ошибка. Это было где-то на двухсотой странице, а к двухсотпятидесятой она возвращается из Парижа в Нью-Йорк и работает над дизайном одежды для одной зловредной бабы, весь вид которой говорит о том, что она деревенщина. Так совпало, что в это же время в Нью-Йорк приезжает и Брок Доббин, пострадавший в каких-то гражданских беспорядках на поприще фотожурналистики в погоне за профессиональными наградами. В начале осени они встречаются друг с другом взглядами и их любовь вспыхивает с новой силой.
Я перелистываю роман до трехсотой страницы и обнаруживаю, что все становится совсем плохо: Мелани лежит в лечебнице для душевнобольных, накачанная таблетками, в то время как ее бывший начальник заграбастывает себе всю ее линию одежды. Снова объявляется с какой-то финансовой схемой ее муженек. Брок Доббин исчезает, и я уж решаю, что навсегда, но нет, нахожу его на триста семьдесят четвертой странице в мексиканской тюрьме, где он оказывается в результате вызывающих сомнение обвинениях в незаконном провозе наркотиков и попадается на удочку местной обаятельной попрошайки по имени Кармелита. Здесь, похоже, мама забывает, о чем пишет, и уходит куда-то не в ту степь, но к четырехсотой странице возвращается к главной сюжетной линии и все действующие лица в преддверии осени оказываются в Милане. Люк пытается примириться с Мелани, но с плохими намерениями, а Брок вновь весь в работе и готовит репортаж о грязной и неприглядной стороне индустрии моды, со своей верной камерой и несокрушимым чувством справедливости, которое не смог поколебать даже удар камнем по голове в Гватемале.
Последняя страница на моих коленях — четыреста пятая, и на ней Мелани с Броком пьют экспрессо в миланском кафе.
«Они не отрывают друг от друга взглядов, словно так истосковались за время разлуки, что этого нельзя передать словами, а можно выразить только глазами. Руки Мелани дрожат, хоть она и сжимает в пальцах шелковую шаль, защищающую ее от резкого ветра.
— Ты любишь его? — спрашивает Брок, напряженно глядя на нее своими зелеными пронзительными глазами.
Мелани шокирует его прямота, но, видимо, после времени, проведенного в тюрьме, он действительно нуждается в ответах. Он смотрит на нее, ожидая.
— Он мой муж, — отвечает она.
— Я спрашивал не об этом. — Брок берет ее за руку и сжимает ее ладонь в своей. Его пальцы твердые и мозолистые, жесткие по сравнение с ее бледной, мягкой кожей. — Ты любишь его?
Мелани прикусывает губу, подавляя готовые вырваться из груди рыдания, если он продолжит требовать правду о Люке и его ледяном сердце. Брок ушел от нее много месяцев назад, не оставив ей выбора. Она считала его погибшим, как и их любовь. И теперь он словно призрак подошел к ней в кафе, перейдя из того мира в этот.
— Я не верю в любовь, — отвечает она.
Брок сжимает ее ладонь.
— Как ты можешь говорить такое после всего, что между нами было? Что еще между нами есть?
— Между нами ничего нет, — отвечает Мелани, высвобождая свою ладонь. — Я замужем. Я сделаю все, чтобы сохранить брак, потому что…
— Мелани…
— Потому что этот мужчина любит меня, — заканчивает она.
— Этот мужчина, — мрачно повторяет Брок, — любит тебя.
— Ты опоздал. — Мелани встает. Она изгонит Брока из своих мыслей, она сможет прожить свою жизнь с Люком. С обходительным и добродушным, сильным и верным Люком. Брок приходит в ее жизнь и уходит из нее, обещает быть с ней, воспламеняет любовь, а потом исчезает, оставляя ее в облаке воспоминаний и паровозном дыме, уезжая на другой конец света за историей, которая никогда не станет их общей. Может быть, Люк никогда не полюбит ее так, как любит ее Брок, никогда не будет наполнять ее тело и мысли счастьем, от которого весь мир отступает на второй план. Но это счастье длится недолго, а ей хотелось верить в совместное «всегда», даже если иногда ночами она будет томиться, мечтая о чем-то большем и лучшем.
— Мелани, — зовет ее Брок, когда она выходит на булыжную мостовую, оборачиваясь в шаль. — Вернись.
Какое знакомое и близкое слово. Она повторяла его про себя на станции в Праге. У отеля «Плаза», когда он садился в экипаж. На палубе яхты, когда его лодка отплывала, разрезая волны. Уходил всегда он. Но не в этот раз. Она продолжала идти, не оглядываясь назад.»
«Так держать, Мелани», — думаю я, переворачивая последнюю страницу из пачки на моих коленях. Но должна признать, что это очень типично для маминых героинь — выбирать не страстного мужчину, а мужчину с недостатками, но гарантирующего стабильность и крепкую руку. Она что, тем самым наставляет читательниц? Какая-то не очень приятная мысль. Она же сама сказала, что я ошибаюсь насчет любви. Но рано делать выводы: до конца истории еще остались недописанные страницы и недосказанные слова.
Глава 14
— Притормози-ка возле этого местечка, — Пол просит Трея — а именно он за рулём, — Ладно?
Трей кивает и подаёт сигнал поворота. Лисса разворачивается и глядит на меня со своего переднего сидения, её брови ползут вверх, она кивком указывает на заднюю панель, где есть не только пепельница и подставка для чашки, но ещё и персональный CD-плеер, и даже экран.