А гул раздражал. Лена поворочалась. Голова болела от выпитого и выкуренного. Хотелось спать, а не спалось. Лена попыталась самонапугаться: представила себя за кассой с красными глазами и гудящей головой. Не помогло. Колонки чертовы… Надо встать и выключить, да в сортир сходить. Сушняк еще этот.
Лена не сразу отважилась покинуть уютную постель с посапывающим рядом Дэном. Лежала, крутилась, прислушивалась. Казалось, кто-то напевает колыбельную. Эти, снизу, что ли? Вот уроды, поспать не дадут! Разгуделась там, клуша рыжая. Или, может, из колонок? Провода, бывает, ловят хрень всякую. Короче, надо их отрубить. И в сортир.
Решившись, Лена отбросила простыню и сползла с постели. Подошла к усилителю, ткнула кнопку выключения. В колонках оглушительно щелкнуло, и гул угас. Лена хотела перевести дух, но успела лишь вдохнуть. Да так и замерла, не успев даже руку опустить.
Теперь слова песни слышались отчетливо, да и не удивительно: ведь пели в комнате.
Лена почувствовала, как кожа покрывается мурашками. Она хотела выдохнуть, но не могла, только слабый короткий писк вылетел из горла.
Медленно-медленно Лена повернула голову.
В дальнем краю комнаты, там, где стояли две гигантские колонки, шевелилось что-то черное, неразличимое во тьме. Туда-сюда, туда-сюда, скрип-скрип, скрип-скрип, — слышала Лена.
— продолжал напевать тихий голос.
У Лены затряслись руки. За окном луна выглянула в просвет между тучами, и Лена различила силуэт женщины, склонившейся над колыбелькой. Она покачивала колыбель и пела, пела.
Лена приказала себе собраться. Медленно, беззвучно выпустила воздух из легких. Так, спокойно. Эта клуша с первого этажа забралась к нам в дом. Дура сумасшедшая! Надо ментов вызвать, пусть ее в психушку закроют. А сначала — по башке ей дать, точно!
Песня закончилась. Женщина склонилась над колыбелькой, наверное, поправляя одеялко или целуя в лобик свою личинку ненаглядную.
Луна спряталась за тучи, комната вновь погрузилась во мрак. Лена шагнула к выключателю, но тут ее ушей снова достиг шепот:
— Спи, Леночка, хороших тебе снов.
Фигура дернулась, вскинула голову, и на Лену, светясь, будто лампочки, уставились два зеленых глаза.
— Спи, Леночка, — прошептала тварь. — Спи, усни.
Тварь двинулась к ней. Она будто не шла, а летела по воздуху. Вытянула руки с невероятно длинными пальцами.
— Баю-бай, баю-бай, ну-ка, Лена, засыпай…
Лена отпрыгнула назад и завизжала. Так, как никогда в жизни. Даже в школе, когда ей в портфель подбросили мышь, и та ее укусила, Лена не визжала так громко.
Мир завертелся перед глазами. Все перемешалось. Она куда-то летела, чьи-то руки ее хватали, чей-то голос произносил ее имя. А она все визжала. Набирала воздуха в грудь и визжала, визжала, надеясь полностью раствориться в этом визге, стать звуковой волной и растаять, избавившись от кошмара.
— Лена? Ленка, ты че? Лен, тебя перекрыло, что ли?
Лена подавила визг. Загорелся свет. Дэн стоял у косяка в одних трусах и пучил глаза на Лену. Она обнаружила себя в постели, замотавшуюся, будто мумия, в простыню, мокрую от пота насквозь.
Взгляд ее уперся в пространство между колонками. Пусто. Никого и ничего.
— Блин, холодно еще как, — поежился Дэн. — Июнь месяц на дворе, че такое-то? Тебе че, сон плохой приснился?
— Да, — выдохнула Лена и увидела облачко пара, вылетевшее изо рта.
Уже спустя минуту потеплело. Они перестелили постель.
— Оставь! — крикнула Лена, когда Дэн положил руку на выключатель.
— Че?
— Оставь, сказала!
— Слышь, за электричество тогда ты платишь в этом месяце.
— Ну и заплачу. Джентльмен хренов.
Но когда Дэн лег в постель, Лена вцепилась в него мертвой хваткой. И до самого утра не могла уснуть, все смотрела туда, где неведомая тварь качала ребенка и называла его Леночкой.
Трижды Лена едва не уснула, и все три раза тут же вскидывалась, потому что кто-то шептал ей на ухо: