Стив беспомощно гладил его голову и широкую спину. Слова сейчас были тоже беспомощными. Что он ни в чем не виноват. Что он – его, Стива, единственная семья. Что Стив никогда не откажется от него. Что они обязательно справятся. Все страшное уже позади, все кончилось. Пора жить дальше.
Беспомощные слова. Но Стив говорил, испытывая потребность говорить хоть что-нибудь.
Вряд ли Баки слышал его. У него наверняка шумело в ушах от крови и собственных криков. Но главными были даже не слова, а их интонации. Стив говорил, убаюкивал, мышцы под его ладонью корежила судорога, но вой прекратился. Баки теперь просто плакал. Горько, кусая футболку на плече у Стива. Захлебываясь и сотрясаясь крупной дрожью, словно все, что с ним случилось, наконец, прорвалось и исходило слезами.
Но даже не это было главным. Барьер сломался.
И здесь, сейчас, в далекой африканской стране воцарился Бруклин, из праха восставали тридцатые и сороковые, так, словно они оба сумели дотянуться до прошлого. Покруживалась голова, они снова были друзьями, здесь, сейчас, и Баки крепко обнимал его рукой, не желая выпускать из крепкой хватки.
А Стив гладил вздрагивающие плечи, целовал друга в макушку и думал: «Бедный мой глупый волк…».
*
- Полегчало?
Кивок Стив скорее почувствовал, чем увидел. Отревевшись, выкричавшись, Баки теперь сидел неподвижно, опустевший и тихий, вжимаясь головой Стиву в шею и удобно пристроившись на изгибе обнимающей его руки. Затем не выдержал. Отстранился, заглянул в лицо. Взгляд из-под припухших покрасневших век был мутный, но совсем не как у Солдата. Потерянный. Опустошенный.
- Насчет той запонки… боялся тебе сказать…
- Ты идиот, Бак. И тогда был идиотом, - Стив почти привычным жестом заправил ему пряди за ухо, и только потом вспомнил, что делал это только Солдату. – Жаль было, конечно, но сам мог бы догадаться, что потерять тебя мне было куда страшнее, чем запонки. Бестолочь.
- Они были безоружны.
Стив затаил дыхание. Его рука замерла в волосах у Баки.
- Это были враги? – спросил он глухо.
- Лаборанты ГИДРЫ, - ответил Баки, глядя куда-то далеко. Скривил губы, но усмешки так и не вышло. Губы у него дрожали. – Они чинили мне руку и обслуживали машину для обнулений. Они сказали, что Пирс убит. Там не было оперативников, а они не были вооружены. Не несли угрозы. Даже Солдат не стал бы. Я не собирался… Но они были в белых халатах, и меня вдруг охватила такая ярость… Один из них потянулся к рации… или мне только показалось, не знаю… господи, сколько же крови было… Я потом вымывал из левой руки чье-то мозговое вещество. На ней волосы были, Стив! Волосы! – он сорвался на крик, и тут же опомнился, глубоко вздохнул и все-таки невесело усмехнулся. – Теперь понял, дурачок? Солдат или я… разница между нами не так уж и велика.
- Не говори ерунды. Я знаю и тебя, и его. И вы оба жертвы.
- Скажешь тоже… – протянул Баки со вздохом.
И вот тогда Стив действительно поверил… да, это Баки. Изломанный, отчаявшийся и смертельно усталый друг, сорвавшийся с поезда в сорок четвертом. Баки, которого он знал, и который не мог остаться прежним после того, что с ним случилось. Только Баки мог после стольких миссий в шкуре Солдата мучиться из-за того, что убил трех безоружных людей. Пусть агентов ГИДРЫ, и пусть он не до конца был откровенен. Дело было не в том, что они были безоружны. А в том, что именно он с ними сделал. Баки ужасался себе, и Стив мог его понять.
Это тоже было эхо Солдата. Тот же амок, какой он уже видел в Солдате, теряющем контроль.
Баки был жертвой насилия. Он мог теперь говорить об этом, даже шутить, но знать, что твой мозг, твоя личность были в чьей-то насильственной власти… наверное, это даже хуже насилия физического. От насилия над телом можно отстраниться, уйти в беспамятство, а из головы куда сбежишь?..
…А Зимний Солдат был плодом этого насилия. Дитя войны. Ребенок Баки от ГИДРЫ. Или все-таки ГИДРЫ от Баки… Эта странная мысль уколола Стива в сердце. Солдат не знал ничего, кроме насилия – и причиняемого ему, и причиненного им самим. Он имел какое-то отдаленное понятие обо всем остальном, но его природа относила это к несущественному. Стив пытался вскрыть программу собой, прописать в нее себя через ненасильственные действия. Он не был уверен, что доброта и забота окажутся сильнее боли и власти приказа…
Но это вдруг перестало иметь значение.
Это было не напрасно. Чем бы все ни закончилось, это было не напрасно. Стив теперь ни секунды не жалел о том, что начал это. Потому что он уже привязался к этому ребенку. Потому что Зимний Солдат улыбался ему. И эта скупая улыбка была дороже всех правильно выполненных команд и заученных фраз. Теперь Стив был убежден в этом. И странно успокоился, приняв эту мысль.
- Я вас спасу, - шепнул он Баки в волосы, привлекая ближе к себе. – Тебя и его.
Баки как-то нехорошо усмехнулся при этих словах. Горько. И, отстранившись, поднялся на ноги.
- Отправь меня обратно, Стив. Хватит мне на сегодня потрясений. Отдохнуть хочу.
- Эй, - Стив поймал его за запястье. – Я рад, что ты сказал мне. И рад, что тебе полегчало.
Баки ему кивнул. Рассеянный, словно еще не отошедший от срыва.
Когда Стив пристегивал его, они встретились взглядами, и Стив, протянув к нему руку, дружески потрепал живое плечо, грустно улыбнувшись и встретив такую же усталую, но теплую улыбку в ответ. «Действительно полегчало», - подумал Стив, видя, как в ледяном вихре проступают дорожки слез на щеках у Баки.
*
- Вольно, Солдат.
Стив уже замечал это раньше – на поведении Солдата отражается поведение Баки. На следующий день после срыва друга, Солдат встретил Стива словно бы более доброжелательно. Смотрел иначе. Живее откликнулся «Ты Стив». Словно сохранял эхо эмоций Баки. Стив подумал, что это хороший знак, и что, может быть, стоит будить Баки почаще. Тот, конечно, будет ворчать, но если убедить его, что это нужно для терапии… он прогнется. Сам же заинтересован в том, чтобы у Стива все получилось.
Весь этот день был каким-то странным. Солдат все время смотрел ему в лицо.
- Что мне делать?
- Все, что хочешь.
Стив ждал, что тот попросит остаться, как это было все последнее время, и думал о шахматах, когда Солдат вдруг шагнул к нему и повторил сигнальный жест по лбу, но медленнее, задерживая пальцы на виске.
- Только если захочешь выколоть мне глаз, лучше дай знать заранее, - улыбнулся Стив, удивленный таким поворотом и его новизной. Он давно уверился, что в этой комнате все новое – к лучшему.
И все еще улыбался, когда рот Солдата сухо приник к его рту.
Сразу стало не до смеха. Стив застыл, оглушенный, словно из легких разом выбили воздух. На долгую секунду они оба замерли неподвижно, соединившись губами. После чего Солдат отступил.
- Зачем ты это сделал? – севшим голосом спросил Стив, с огромным трудом преодолевая тяжелую оторопь. Ошеломление мешало дышать, сердце стучало гулко, как молот.
- Все, что хочу, - напомнил Солдат. Он напряженно всматривался в Стива, словно ожидая удара.
- Хочешь этого?
Едва различимый кивок. Стив сделал шаг ближе.
- Кто я? – тихо спросил он. Голос почти не слушался, в ушах грохотало.
- Ты Стив, - так же тихо ответил Солдат, заглянув ему в глаза.
Только тогда Стив склонился совсем близко и сократил расстояние до нуля.
*
Часом позже, лежа на кровати в комнате наблюдения, Стив прокручивал эту сцену в голове снова и снова.
Все к лучшему, да?..
Он целовал Солдата в губы. В губы Баки. Сам. Поцеловал – и поймал встречное движение. Пароль – отклик. Они целовались легко, мягко, бережно. Пробуя друг друга. Просто терлись кожей о кожу, держа языки за зубами.
Никаких вольностей. Что может быть невиннее?..
Вот только от одного этого прикосновения его затрясло так, что до сих пор не отпустило.
Стив шумно выдохнул, сжимая веки. Они целовались. Они же, черт их дери, целовались! И губы у Солдата были мягкие. Хотя и совсем не такие, как у Шэрон Картер. И не так уж долго это продлилось. Солдат стоял неподвижно, замерев, правая рука его висела вдоль тела, он не делал попыток обнять, не углублял поцелуй. Только закрыл глаза и возвращал прикосновения, и этого уже было так много, что Стиву было трудно дышать.