«Кости и ветер». Часть 1.
Голова после вечера трещала так, что маленькая студия в моих глазах то ужасно увеличивалась, то сужалась. Запах цветов еле ощутимо таял в воздухе, но связь с ним обрывалась нитью кукловода. Я не могла думать ни о чем. Лишь ужасно боялась, что меня раздавит. Моменты вчерашнего смутно начинали всплывать, но безуспешно тонули в липкой бездне. Казалось, она затягивает все, даже меня.
Хриплый кашель грубо вырвался из горла и охватил периметр серо-желтых стен. Лежащая на софе кофейного расцвета, словно больной в агонии, резко схватилась за шею, подавляя очередной приступ. Сухой удушающий кашель снова и снова вырывался, заглушая рев проезжающих автомобилей за открытым окном. На дворе XXI века, маленькие черные автомобили сменились роскошными серыми бруталами. Они гудели и врывались в ночные сны, но аккуратно стояли в ряд на парковке неприступных «великанов» днем. Габриель не понимала ни что происходит, ни как она добралась до своего маленького скудного дивана. Обрывки секундным мельканием всплывали в памяти, не давая толком разобраться в ситуации. Контора, Вестлей, поездка к клиентам. Разговор, алкоголь, пожатые руки, самодовольная улыбка босса. Ей стало дурно, словно девчонке, которая первый раз попробовала горький виски, а в помещении было нестерпимо душно. Большие стеклянные вертящиеся двери. Она жадно хватает холодный вечерний воздух, как замерзший путник жаждет огня. Во рту жжет, и кроме напитка на языке ощущение чего-то кислого. В глазах темнеет. Около девяти, горячая рука Вестлей подхватила под локоть ее падающее тело, а она смотрела снизу-верх на его растягивающиеся в обворожительной улыбке губы. Кажется, он что-то говорил. Потом тускло освещённая улица. Очертания мужского лица становятся все хуже разборчивыми. И в нос уже ударяет не грубый уксусно-мускатный запах мужчины. А запах… Сирени.
Девушка дернулась и часто задышала. Чертов дом воспоминаний, затянутый полотнами страшных картин и невинности, выплюнул ее, заставив покрыться холодной испариной. Такое было и раньше. Девочка напугала святых сестер и неделю читала молитвы на коленях по пять часов в день. Ей не было и восьми. Но свое имя она услышала от призраков. Они шептали в острых углах подсознания. Благородные души старого и нового, потерявшиеся тела разрушенного и враждебного. Она слышала его. От собственной матери. Ее волосы отливали самым ярким огнем, а в глазах плескалась самая холодная буря.