Лучи солнца пробивались сквозь окно и зайчиками бегали по стенным «призракам». В руках светила они уже не казались такими угнетенными и живыми. Глаза переставали бегать в поисках выхода и замирали на какой-то, известной только им, точке вдали. Около дивана, как всегда, бесхозно и небрежно валялись листы. Наброски, вероятно. И как она могла забыть их выбросить?
Свет «огня» резко метнулся, ослепив дочь Бернарда на оба глаза, обернув ее на пару минут в жизнь провидца. Пелена застилала глаза, делая все смутным, однотонным и ярким. Габриель сморщила нос и скривила губы, сопровождая все протяжным мычанием. За последние годы ее вкусовые гаммы кардинально изменились в противоположную сторону. Она уже не та девочка с шикарными шатенистыми косичками. Яркие цвета уступали минорным. Холодная утренняя роса, сиплый фиолетовый сирени, нелепо смотрящийся на картине с магнолиями. Бодрящие дожди, в которых тонуло все. И серо-голубые туманы, словно молочное небесное море. Все это было здесь в излишке. За это она и любила Лондон. Город дождей, монархии и чая…
Девушка подняла руки и замахала ими, словно отбивалась от невидимого противника. Лишь небрежные локоны не расчёсанных и спутавшихся волос падали на лицо и попадали в рот.
- Проснулась? Сиди, тебе нельзя двигаться, - раздался неподалеку мягкий мужской голос.
Повисшая в комнате тишина прервалась шумом приближающихся шагов.
Ветер спокойно гулял по квартире, и сухая пустыня теперь чем-то напоминала оазис для жаждущего торговца хорошими снами. Теперь при вдохе не чувствовался тот запах пыли и старья, что стоял здесь прежде.
Габриель ощутила, как аккуратно приподнимают ее голову и заливают в рот что-то очень текучее гадкое, но сладкое на вкус. Удивительно, но даже сладости могут быть отвратительными. Девушка вновь разошлась в разрывном кашле, отмахивая в сторону почтительно подставленную руку незнакомца. Сейчас не то время, чтобы соображать. И не то место, чтобы делать поспешные выводы.
- Ты кто? - наконец- то решила спросить шатенка еще не окрепшим голосов, задрав голову в сторону мужчины.
Слепые пятна солнечного зайчика еще играли в оливковых глазах Габ, делая лицо пришедшего размытым до неузнаваемости.
«Кажется, у него светлые волосы. А может я просто докатилась до диссонансного бреда».
Мужчина склонил голову и потер ладонью подбородок. Кажется, это был подбородок. Или же все-таки щека? Девушка щурилась в глупых попытках рассмотреть собеседника, но руки соскальзывали с висков и со звонким шлепком падали на колени.
- Я хочу помочь, - начал оправдываться незнакомец. Он не планировал здесь оказаться, так рано.
- С чего ты взял, что я поверю в эти сказки?
Габриель убрала надоедливые локоны с лица и лениво потерла глаза. Изображение приобретало четкость, как отражение в воде. Сначала все размыто кругами. Кругами. Кругами и вода становится гладким зеркалом, в котором можно увидеть отражение мира. Маленькой девчонкой, она всегда считала его ложным. Думала, там скрывается другой мир. Пока сестра Эндж отвлекалась в увлекательных рассказах о том, что ждет хороших людей, шесть глупых девчонок прыгали по лужам и пачкали новые колготы. И влетало же им тогда.
Потерев глаза вновь, шатенка грубо впечатала взгляд в растерявшегося блондина. Кристально голубые глаза метались в разные стороны, а губы изобразили поджатую, но похожую прямую линию.
Альбинос что ли, подумала шатенка, прежде чем белые брови поползли в верх, а она поняла, что высказала это вслух.
- Это было неприлично, как правило, - сухо прокомментировал незнакомец, заставив Габриель закусить губы и отвести подозрительный взгляд.
Тишина повисла между ними еще раньше, прежде парень успел ответить на высказывание развязного языка хозяйки. Она находилась в смятении, и он это понимал. Так, как понимал и то, что встретить ее вот так было счастливой случайностью. Любая случайность- счастливая, как когда-то говорил он сам. Она не может убить или вознести тебя в святую обитель. Это делаешь ты сам. Пользуясь или же просто отвергая ее.
Габриель спустила ноги с дивана. Древние изнеможённые годами пружины заскрипели, когда шатенка поднялась и попытался сделать первый шаг. Помутнение в глазах вызвало некую волну накатывающей головной боли и взгляд подкошенного и падающего тела цепляется не за лофтовские стены под пеленой бумаги, а за знакомые белые. Разбитые в потеках, они напоминали заброшенную больницу. Там всегда пахло хлоркой. Сколько себя Габриель помнила в Бернарде. В тесном полуподвальном помещении было темно. Удивительно, что когда-то они влезали туда втроем. Полумрак мягко давил, но быстро принимал прячущуюся девушку. Глубоко и неровно хватая ядовитый воздух, она смогла разглядеть все вокруг. Мерфи была в растерянности, и как показалось через несколько минут, в неспособности управлять собственным телом. Еще недавно она, нахальная, но настороженная, сидела в своей студии с незнакомым человеком. А теперь бредила напрямую, поскольку всегда ненавидела называть это по-Шоновски видением. Взгляд оливковых глаз, где плескалось сочетание из непонимания и страха, упал на замочную скважину. Тусклый яркий свет пробивался в подсобное помещение робко, то и дело вечно угасая, выдавая чье-то присутствен по ту сторону двери. В коридоре было настолько мертвенно тихо, что шатенка могла различить тихое сопение и рычание того человека, что искал ее. А искал он именно ее, как могла объяснить, вжавшуюся в угол себя, Габ. Тело Габриель не слушалось совершенно. Она не могла ни повернуть голову, чтобы перестать смотреть на скважину, где мелькала тень, ни убрать руки, зажимающие рот в бесшумном крике. Она могла лишь сидеть и биться в ознобе, моля о том, чтобы это поскорее закончилось.