— Он сказал мне утром, что будет ждать тебя здесь, — слышался в ее голове голос монстрессы, а потом повторился, как эхо, — сказал, что будет ждать тебя здесь…
Спустя полминуты четкость и ясность, наконец, вернулась к глазам девушки, и она поняла, что до сих пор остается в каком-то темном месте, окутанном мраком, но различает себя из-за свечения, исходящего из-под ее одежды. Она сидела на чем-то твердом и ровном, видимо это был пол или земля. Ханна снова осмотрелась и решила привстать, и только сейчас обнаружила, что оказалась одетой в пышное, ослепительно белое бальное платье с различными бантиками, кружевами, лентами и прочими украшениями и отделками. Под широкими полами платья на кринолине, поддерживающем юбку, было прикреплено множество ярких лампочек, которые и освещали девушку в темноте. Ханна поднялась в полный рост, проверяя устойчивость той поверхности, на которой оказались ее ноги. И снова она обнаружила, что обута в такие же красивые и декорированные туфельки на небольших каблучках, сверху которых красовались милые перламутровые бантики. Девушка была в растерянности, даже после того, как поняла, что система в норме, а тело устойчиво стоит на полу и готово к обычным движениям. Она не знала, что думать, ведь до сих пор не понимала, где она оказалась. Шутка ее подруг была весьма эффектной и красивой в результате, ведь наряд действительно был по-королевски хорош. Но это незнакомое место, где она оказалась совсем одна, слегка пугало ее. Это была сплошная непроглядная темнота, напоминающая чем-то пустоту портала через миры, которую она ни раз переходила вместе с братом.
— Альфис… — стала окликать девушка в темноту, слегка растерянно и неопределенно, — Андайн…
Ханна сделала первый шаг в темноту, осторожно ступая на поверхность, которая была почти не различима под ногами. И как только подошва ее туфелек коснулась этого неопределенного пола, как издали стала доноситься тихая музыка. Сначала она была неразличима, но нарастала с каждой секундой, как волна, становясь громче и четче. Девушка внезапно поняла, что это играет та самая мелодия водопадов, которую она называла колыбельной. Но в этот раз музыка звучала не в ее голове, была не призрачной и размытой, как мысли и мечтания, а настоящей, живой, слышалась в реальности. По полу и темноте еле видно стали пробегать прозрачные волны света, голубоватые, похожие на туман, что еще сильнее взволновало девушку. Она обернулась, снова осмотрелась вокруг, но кроме темноты и призрачного света здесь по-прежнему ничего не изменилось. Ханна решила сделать еще несколько шагов, пробежала чуть вперед и остановилась.
— Альфис! — она снова позвала, в надежде, что кто-то откликнется.
— Oh, darling… — послышалось, как эхо, позади девушки, — come here…
Этот голос она не спутала бы ни с каким другим, он сопровождался своеобразным металлическим эхом, был мягким, и часто звучал артистично и соблазнительно. Девушка обернулась, но сзади по-прежнему оставалась лишь темнота.
— Меттатон? — Ханна недоверчиво и испуганно смотрела перед собой, пытаясь различить в темноте среди блеклых волн света хоть что-то.
— Ну же, дорогая, — снова раздался из темноты его голос, и девушка решилась сделать несколько шагов вперед, к тому месту, откуда слышались слова.
Она сделала еще пару движений, и вот теперь, как только ее ножка ступила снова на пол, от подошвы по поверхности пронесся круг, похожий на круги от брошенного в воду камня. Теперь ей казалось, что она действительно делает шаги, один за другим, по водной глади, и интенсивность этих кругов зависела от того, как сильно девушка ступала по поверхности. Прошло еще пару мгновений, и в нескольких метрах от нее откуда-то сверху стал струиться свет, понемногу, все ярче освещая фигуру, что стояла на том месте. Да, это был он, это был его силуэт. Недалеко от Ханны, посреди этой густой и непонятной темноты стоял Меттатон. Белоснежные краски сменили на его корпусе привычный и любимый розовый цвет. На ногах сияли еще более длинные белые сапоги, на груди полностью отсутствовала выпуклая панель, или она была заменена чем-то более ровным и неприметным, строгого черного цвета, поверх чего теперь был надет белый стильный жилет, геометрически точных форм. Плечи, с которых убрали длинные конусовидные наплечники, были покрыты длинным бархатным плащом с черной подкладкой. Это был строгий контраст, среди которого выделялись лишь яркие розовые глаза робота и края его черных волос, слегка окрашенные в темный лиловый цвет, а так же сияющее розовое сердце в прозрачном блоке на поясе. Ханна остановилась, в одно мгновение ошеломленная такой резкой, но довольно яркой и эффектной сменой внешнего вида своего возлюбленного. Она мгновенно забыла о потерянности и страхе, ведь теперь девушка была здесь не одна. Меттатон был великолепен, как всегда, но теперь, казалось, стал даже более обворожителен. Он слегка загадочно улыбнулся, и медленным, грациозным шагом направился к девушке, так же оставляя от своих подошв круги «на воде». Он подошел к Ханне и протянул ей руку. Девушка безмолвно положила на нее свою ладонь.
— Ты превосходно выглядишь, дорогая, — все с той же улыбкой произнес робот, не отрывая своего взгляда от ее великолепных голубых глаз.
Ханна была настолько поражена всем произошедшим сейчас, что не могла ничего ответить.
— Нет слов от восхищения, любовь моя? — продолжил Меттатон. — Я вовсе не удивлен, ведь именно этого я и хотел.
— ЭмТи… — девушка попыталась было что-то сказать, но робот прикрыл ее губы пальцем.
— Тшш, дорогая, — тихонько сказал он ей, — не нужно слов. Ты слышишь это? Слышишь?
Ханна легонько кивнула.
— Верно, детка, это наша колыбельная, — снова продолжил он, слегка приобнимая девушку за талию, — я помню, как ты боялась сгореть в тот вечер, поэтому, давай просто потанцуем…
Меттатон поднял свою правую руку, и одним броским движением скинул со своих плеч длинный бархатный плащ. После он взял Ханну за руку, и они медленно закружились в тихом танце, плавно вальсируя в этой странной, играющей призрачными волнами света, темноте. С каждым шагом из пустоты стали проявляться цветы, которые становились более большими и четкими. Это были эхо-цветы, те самые, что росли в краю водопадов. Ханна осматривалась по сторонам, и теперь на ее лице стала появляться улыбка.
— Закрой глаза, дорогая, — попросил нежно Меттатон, не переставая вальсировать, — пожалуйста, закрой их и постарайся вспомнить свои первые секунды в Подземелье.
Она медленно сомкнула веки, все сильнее поддаваясь какому-то волшебству медленного танца, после чего стала вспоминать, как упала через портал в этот, тогда еще не знакомый ей мир. Робот еле заметно провел рукой по спине своей возлюбленной, чтобы добраться до ее шеи и неприметно присоединить к ней крохотное устройство. После он все так же аккуратно пристегнул девушку каким-то малозаметным пояском к своему телу, что напоминало страховочный тросик. Он проделывал все эти манипуляции, умело скрывая их в движениях танца. Это действительно была страховка, ведь после за его спиной появились те механизированные крылья, которые Ханна уже видела однажды во время концерта в Сноудине. Меттатон плавно взмыл в воздух, не переставая кружить девушку в танце. Все было проделано так ловко, что ей казалось, будто она тоже умеет летать. Она раскрыла глаза и осмотрелась, а Меттатон словно нарочно стал плутать в танце все более бурно и резко. Но это длилось недолго, и он снова стал плавно и медленно вести движения. Их полет в воздухе напоминал тихое кружение подвешенных на ниточке игрушечных фигурок, которые вещают в качестве украшения на елку под Рождество. Это было красивым и завораживающим зрелищем, а после робот мягко опустился на пол.
— И все же, любовь моя, — снова шепнул Меттатон, продолжая этот тихий белый танец, — закрой глаза и вспомни до мелких деталей все свое прошлое путешествие, всех своих друзей…
Ханна снова закрыла глаза, и в этот раз вихрь танца вскружил ей голову. Она стала четко вспоминать, как растерянно оказалась на полянке с золотыми цветами, как впервые ей улыбнулась и протянула руку Ториэль. Огни ее магии, горящие в камине, и те же самые огни, тихо пылающие на полу вокруг двери у выхода из Руин. Нежные материнские объятия, грустное прощание, длинный коридор, темный лес. Первая шутка Санса, бодрящий и такой белый снег у окраин Сноудина, знакомство с Папирусом. Каждое беглое воспоминание, каждое волнение, каждое лицо, каждый поступок. Она вспоминала, и все глубже погружалась в эти мысли, словно засыпая под звуки любимой колыбельной и поддаваясь завораживающим движениям вальса. Девушка даже не догадывалась, что теперь эти воспоминания стали частичкой реальности и виднелись, как проекционный фильм, среди этой огромной темноты. То маленькое устройство, что робот прицепил на шею девушке, преображало ее воспоминания в реальные изображения, проецируя его в темное пространство, как 3D картинку. Он смотрел на эти фрагменты и улыбался, когда они были милыми или смешными, молча восторгался, когда они были достойными или серьезными. Постепенно, когда ее путешествие подходило к концу, Меттатон заворожено стал останавливаться, сам все сильнее погружаясь в воспоминания. Это были те самые минуты у барьера, когда душа Чары попыталась восстать. Он остановился и замер, словно неживой, когда в воспоминаниях мелькнула паутина Маффет. Последние минуты, когда он держал ее в руках, тот нежный поцелуй, и вот она рассыпалась на миллионы прекрасных огоньков. В тот момент его замершие пальцы слегка дернулись, а Ханна открыла глаза.