Пять или шесть человек до меня не выдержали; они попросту сошли с ума, после чего Саша подарила им избавление от мучений.
Она целовала мой мокрый нос, пушистый лоб и гладила против шерсти, из-за чего меня передергивало. Она радовалась как ребенок, получившись наконец долгожданную игрушку. Впрочем, она всегда и была ребенком. Нет никого более жестокого, чем избалованное дитя.
И нет никого более глупого, чем без памяти влюбленный семнадцатилетний юнец.
Уже забрезжило утро, когда Саша перешла к очередному пункту своей лекции, а именно к рассказу о том, что я всегда должен себя контролировать, чтобы звериная натура не вырвалась из-под узды. Она сказала, что первое время, возможно, я буду испытывать от превращений такое наслаждение, что рядом с ним померкнет и оргазм, однако это не должно было стать поводом для как можно более частой смены облика, потому что шкура от такой эксплуатации изнашивается. Она предупредила, что не всегда сможет быть рядом, потому что у нее есть важные дела, которые она не может оставить без внимания.
Я ее понимал. Или думал, что понимал — у меня же у самого был институт, в котором стоило все-таки появляться, чтобы получить высшее образование; потом, в будущем, мне надо было поступить на работу. Потому что пусть волка и ноги кормят, но у человека эту почетную должность «кормильца» занимают все-таки деньги, без которых, как известно, никуда.
— Тебе придется вести себя очень хорошо, когда мне придется отлучаться, — говорила Саша. — Ты сможешь?
Я кивнул. В волчьем облике это было чертовски неудобно и непривычно.
— И еще одно. Ольгерд, я очень ревнива. Думаю, ты уже понял это, узнав о трагедии, что случилась с твоей Катей. Пожалуйста, не давай мне повода — мне очень не нравится убивать людей.
Я готов был согласиться со всем, что бы она ни попросила. Саша оценила мою преданность, улыбнулась, глядя мне в глаза.
— А теперь пора вставать на две ноги, — она мне подмигнула.
Обратное превращение не заняло много времени, зато сил сожрало — мама не горюй. Саше пришлось подставить мне плечо, сам идти я не мог. Мы дошли до какого-то маленького домика, который оказался заброшенной сторожкой; там я наконец отключился.
Мне кажется, я не сошел с ума просто потому, что изначально был сумасшедшим. Ничем другим я не могу объяснить то, что я спокойно воспринял изменение собственного статуса.
По будням я ходил на занятия, слушал лекции, отвечал на семинарах. По выходным мы с Сашей ездили загород и там резвились в волчьих шкурах, порой забывая даже то, что иногда надо спать. Мои отношения с семьей начали портиться, мама мне говорила, что ей не нравится моя девушка, что она никогда не сможет стать хорошей женой и образцовой хозяйкой, на что я отвечал, что мне такая и не нужна. Тогда вмешивался отец и читал нотации о том, что мужчине нельзя быть таким, нельзя бегать за женщиной; что это женщина должна заглядывать преданно в глаза и исполнять любое приказание. На это я возражал, что на дворе двадцатый век, а средневековые понятия о семье и людях стоит оставить в прошлом. Оля, к счастью, ничего не говорила, но каждый раз смотрела очень выразительно, что меня уязвляло больше всего. Сестренка никогда не осуждала меня, наоборот, я был для нее примером. Я надеялся, что так будет всегда… К сожалению, моим надеждам было не суждено сбыться. На Новый Год я настоял на том, чтобы Саша отмечала вместе с нами, что не добавило ей позиций в рейтинге.
А еще Саша действительно оказалась ревнивой до безумия, как и предупреждала. Теперь, когда наши отношения были подтверждены, она словно с цепи сорвалась. Она обижалась, если видела, что я выхожу из института в компании — и было достаточно одной девушки в этой компании, на которую я даже не смотрел, чтобы ночью я получил довольно чувствительный укус в плечо и отповедь. Она считала ненормальным, если я уступал место в общественно транспорте беременной женщине, подозревая меня в излишнем внимании к оной. Она злилась, если я говорил ей о том, что мне неуютно из-за того, что Оля со мной не разговаривает. Саша раз за разом повторяла, что она хочет, чтобы я принадлежал только ей и никому больше.
Думаю, ты уже поняла, что моя история — это хроника трагедий. Но не во всех была виновата Саша.
Однажды фатально промахнулся я…
Тот солнечный майский день не предвещал ничего плохого. Саша два дня как уехала куда-то, пообещав вернуться через неделю. Мне не надо было в институт, поэтому проснулся я поздно. Повалялся в кровати, вспоминая, как замечательно прошли предыдущие выходные, потом все-таки встал.
Мама была на кухне, готовила обед. Я открыл холодильник в поисках чего-нибудь съедобного, когда она опять завела свою любимую пластинку:
— Олежка, тебе пора уже о будущем думать. Тебе скоро восемнадцать, совсем взрослый станешь.
— Да, мама, я в курсе, — отмахнулся я. — Если ты не заметила, то я получаю высшее образование.
— Я не о том. О семье надо думать. Когда ты меня внучатами порадуешь?
— Саша не хочет детей, — отрезал я.
— Что ты заладил — Саша да Саша, как будто не мужик! — крикнул отец из комнаты. — Сам должен решать, а не идти на поводу у бабы!
— Папа, я сам и решаю! — огрызнулся я. — Это моя жизнь!
— Ишь, как заговорил! — мама тоже начала сердиться. — Мы тебе эту жизнь подарили, мы вправе ожидать от тебя благодарности!
— Но вы не вправе проживать ее за меня. Я хочу быть с Сашей, я люблю Сашу и она любит меня. Я не буду рвать наши отношения только потому, что она вам не нравится.
— Да ты посмотри на нее! Не девка, а позор ходячий! У нее таких, как ты — вагон и маленькая тележка! Она вульгарна и не воспитана! Не понимаю, как мальчик из такой семьи, как наша, мог найти что-то в подобной деревенщине!
— Мама! — я ударил кулаком по столу. — Прекрати оскорблять Сашу! Она никогда до такого не опускается, в отличие от тебя!
— Как же! — снова вмешался отец. — Ты думаешь, мы не слышим, какие она тебе истерики закатывает ночами?
— Подслушивать неприлично, — прошипел я.
— А там даже подслушивать не надо! Так стонете потом, что весь дом слышит! — неожиданно раздался за моей спиной голос Оли. — Кто бы говорил о приличиях, братик!
— Да что вы о себе возомнили! — взорвался я. — Кто вы такие, чтобы диктовать мне, как мне надо жить?!
— Мы — твоя семья, — сложив руки на груди, сказала Оля. — И тебе неплохо было бы прислушиваться к нам. Твоя Саша тебя до добра не доведет. Кто знает, может, она наркоманка? Куда она у тебя периодически пропадает, а? Не знаешь? Вот то-то же! Доверяешь черт знает кому!
— Оля, что за выражения! — возмутилась мама.
— А Олег по-другому не поймет уже, — обернулась к ней сестренка. — Он у нас теперь крутой.
— Да что ты понимаешь! Сама еще малолетка, а уже лезешь в разговоры взрослых! — крикнул я.
— Я-то, может, и малолетка, только посознательней тебя буду, — отрезала Оля.
— Олег, прекрати повышать голос на сестру, тем более когда ты не прав, — приказал мне отец.
— Сынок, ну найди себе нормальную девушку… — взмолилась мама.
Зря они решили задавить меня количеством. Зверь внутри меня поднял голову и зарычал, низко и страшно. Я пытался задавить зарождающийся в груди рык, но не преуспел; самоконтроль сдавал позиции. Я понял, что сейчас превращусь, я кинулся вон из кухни… Но мне перекрыл дорогу отец.