Зубчатый синий лед —
Модель речного плеска,
Его пурга метет
И ватой трет до блеска.
Лег иней на камнях,
Еще тепло хранящих,
Забыв о летних днях
Среди воды бурлящей.
Мы тоже, как они,
В серебряной одежде.
В лесу мы видим сны,
А не в лесу, так где же?
Школа в Барагоне[6]
Из лиственниц жестких и голых,
Блистательных мерзлых кустов
Выходим к бревенчатой школе
Окошками на восток.
Внутри — застекленные двери,
Уроков идет тишина.
Слышны лишь скрипящие перья,
И тишина слышна.
Мы сядем за школьную парту,
Тетрадки ребят развернем,
Вот это, наверное, — нарта,
А это — высотный дом.
Дома городские рисуют,
Масштабы по-детски дают,
И даже у самых разумных
Заметно влияние юрт.
Они уточняют задачу,
На конус строенья свели.
Жилье — это юрта, значит,
Да здравствует реализм!
И дверь этой стройки высотной
До крыши, как в юрте, дошла.
Художник, взволнованный, потный,
Лежит поперек стола.
Так мы рисовали когда-то
Таинственный эвкалипт,
С детьми капитана Гранта
Входили в морской залив…
Вертится новешенький глобус,
Пробирки в штативе блестят…
Ребята, глядящие в оба,
Учительница ребят…
Классный журнал для отметок,
Бумаги целая десть…
Школа как школа. И в этом
Самое чудо и есть.
Не гляди, что слишком рано
Не гляди, что слишком рано,
Все равно нам спать пора.
Завели басы бурана
И метели тенора.
От симфоний этих снежных,
Просвистевших уши мне,
Никогда не буду нежным,
Не доверюсь тишине.
Визг и шелест ближе, ближе
Визг и шелест ближе, ближе.
Завивается снежок.
Это к нам идет на лыжах
Снеговой якутский бог.
Добрый вечер, бог метели,
Ты опять, как в прошлый раз,
Нас запрешь на две недели,
От лихих укроешь глаз.
Хлопья снега птичьей стаей
За тобою вслед летят
Визг метели нарастает,
И густеет снегопад.
Еду
Олений мех как будто мох
Набросан на зверей.
Такие шкуры кто бы мог
Поставить у дверей.
Запрячь их в легкий экипаж —
Нельзя уж легче быть,
Легко и ехать, и упасть,
И прямо к ангелам попасть —
Хранителям судьбы.
Куда спокойней самолет,
Брезентовый биплан.
С него не грохнешься на лед,
Пока пилот не пьян.
Каюр, привязывай меня!
Лечу! Мне все равно
Погибнуть где-нибудь в камнях
Предсказано давно.
Где же детское, пережитое
Где же детское, пережитое,
Вываренное в щелоках.
То, чего теперь я не достоин,
По уши увязший в пустяках.
Матери моей благословенье.
Невеселые прощальные слова
Память принесла как дуновенье,
Как дыханье — будто ты жива…
Я тебе — любой прохожей
Я тебе — любой прохожей,
Женщина, — махну рукой,
Только было бы похоже,
Что знакома ты с тоской.
Ты поймешь меня с намека
И заплачешь о своем,
О схороненном глубоко,
Неожиданно родном.
Только так, а не иначе,
А иначе закричу.
В горле судороги плача;
Целоваться не хочу.
Я сплю в постелях мертвецов
Я сплю в постелях мертвецов
И вижу сны, как в детстве.
Не все ль равно, в конце концов,
В каком мне жить соседстве.
Любой мертвец меня умней,
Серьезней и беспечней.
И даже, кажется, честней,
Но только не сердечней.
вернуться
6
Написано в 1959 году близ Оймякона. Это — описание якутской Томторской, Барагонской школы самое точное. Описание вблизи, рядом, «сиюминутное» описание.